— Бабушка только что звонила, — донесся из гостиной голос Энн Мари, когда я ступила на порог. — Ты ей позвони.
— Хорошо. — Я протянула ей мороженое. — Вот, положи в морозилку.
— А сейчас можно капельку?
— Нет, подожди, когда поужинаем.
Не знаю, ужинала она в тот день или нет. В тот вечер, когда умерла мама.
Я даже не думала, что это может случиться. Меня что-то смутно беспокоило – я видела, с ней что-то не так, она сама была не своя, но что она умирает… даже мысли такой не было. Наверно, если озвучить мои самые большие страхи, я боялась, что у нее рак или нечто подобное. Иногда посреди ночи я представляла себе, как она лежит в больнице, ей становится все хуже, и врачи нам говорят, что медицина бессильна. Но в таком случае, по крайней мере, есть время подготовиться. Ужасно, когда вот так.
Я позвонила, но трубку она не взяла, и я встревожилась, сказала Энн Мари, что опять пойду к ней.
— Мам, что случилось?
— Не знаю, доча, она трубку не берет. Может, в туалете просто сидит, но я на всякий случай схожу, проверю, как она.
— Давай я с тобой.
— Не надо, я одна. Ты пока ужин приготовь. Через час вернусь. Свари макароны и сделай чайку. Папа сегодня придет?
— Нет. Я завтра к нему иду в Центр.
— Ладно. Я быстро.
Казалось, она просто уснула на диване. Но я поняла. Иначе она не сидела бы так тихо, услышав, что я пришла. Мама спала очень чутко, просыпалась от малейшего шороха. Я застыла на пороге - не знала, что делать. В кино люди до человека дотрагиваются или щупают пульс, а потом кричат или падают в обморок. А я просто оцепенела. Понимала, что нужно позвать врача или священника, но молча стояла перед ней, словно ждала, что она что-то скажет, подскажет мне, что надо делать, как это было всегда. Я села к ней. Смотрю на нее. Не дышит. Час назад, меньше часа, она говорила, что мне надо с Джимми помириться, и вот. Все из-за меня. Мы с ней поссорились, и сердце у нее не выдержало, или не знаю, что случилось, но это ее убило. И последнее, что я маме сказала – «От меня не дождетесь!» Со злостью, и хлопнула дверью.
— Мамочка, прости меня. Мамочка, слышишь? Я не хотела.
Она молчала. Мне хотелось плакать, но слез не было.
Я пошла в прихожую. Телефон у нее по-прежнему там, хотя Джимми установил еще одну розетку в гостиной, где потеплее. Сказала, что будет болтать слишком много, если телефон окажется под рукой. И я поняла, что не знаю, кому звонить в первую очередь. Наверно, надо было сообщить врачу, но мне хотелось, чтобы рядом был кто-то еще, и я набрала номер Триши. Она медсестра и подскажет, что делать.
Она приехала сразу, даже раньше врача.
— Лиз, как ты? Такой удар…
— Не могу поверить. Я знала, что она нездорова, но даже в голову не приходило…
— Врачу позвонила?
— Скоро приедет. И священник.
— А Энн Мари?
— По телефону сообщать не хочу. Она дома.
— А Джимми где?
— Не знаю, где он сегодня. Я сама должна ей сказать.
— Приготовлю чайку, хорошо?
— Спасибо, Триша.
Женщина-врач была совсем молоденькая. Мама ее очень полюбила. Смешно так, раньше она все ходила к старенькому мистеру Маккилопу — ему почти девяносто три, и он всем прописывает аспирин, неважно, что разбито – коленка или сердце. Я думала, она так и будет ему верна. Но год назад, когда у нее начались нелады со здоровьем, она познакомилась с этой женщиной, и с тех пор записывалась на прием только к ней. Считает, что она — прекрасный врач. Считала…
— Фэй Харрисон, — произнесла она, пожимая мне руку. Даже не назвала себя «доктор».
— Я дочь миссис О'Салливан.
— Соболезную. Так внезапно – представляю, как вам тяжело.
Я не хотела видеть, что она будет делать с мамой – что врачу положено сделать, чтобы установить смерть.