— Вообще-то я шел на встречу с тобой. За чашечкой кофе. Сегодня вроде четверг?
— Да, конечно… а мы на это время договаривались?
Я напрочь забыла, что мы должны были встретиться.
— Так как насчет кофе, идем?
— Идем, но я вообще-то навернула бы тарелочку супа.
— Хорошо. Тогда в «Гросвенор»?
— Давай, там вкусный суп.
В кафе «Гросвенор» всегда полно народу, но его недавно расширили за счет пристройки в задней части, где нам и удалось найти столик.
— Как неделя прошла, хорошо?
Я не знала, что ответить. Неужели прошла всего неделя, с тех пор как мы виделись?
— Честно сказать, не очень… Не знаю даже, с чего начать.
Он отложил меню.
— Прости. Мне можешь сказать, или…?
— У меня мама умерла.
Не знаю, от чего – от его голоса, в котором было столько искреннего сочувствия, или от того, что вновь это все осознала, - но я начала рыдать прямо там, в кафе, где было полно народу: слезы лились по щекам, меня трясло.
— Боже мой. — Он подошел ко мне и обнял крепко – ему пришлось почти встать на колени. Я ощутила его запах, тот же приятный аромат ванили - наверно, шампунь или крем после бритья, - сладковатый, сильный запах. И тепло его тела, совсем рядом. — Лиз, я так тебе сочувствую… — Он гладил меня по голове.
Не знаю, долго ли я плакала, но вдруг я поняла, что все смотрят на нас. Я отстранила Дэвида и полезла в сумочку за салфетками. Достала пачку, но открыть не сумела – так сильно тряслись руки. Он взял у меня салфетки, вынул одну и протянул мне.
Потом вернулся на свое место. Официантка принесла нам суп.
Я глаз не могла поднять.
— Ты будешь суп?
— Да, мне уже лучше. Прости, как-то вдруг накатило.
— Не говори глупостей, это естественно. Расскажешь, что случилось?
— Расскажу, одну минуту.
— Не спеши, сперва поешь.
Суп был вкусный. Кажется, впервые с прошлой пятницы я ощутила вкус пищи. Я доела, мы все молчали. Так странно было сидеть напротив человека, которого я совсем не знала, после того, как я перед ним расплакалась. Вскоре пришла официантка, убрала тарелки и принесла кофе.
— Хочешь еще что-нибудь?
— Нет, спасибо. Суп отличный был, я наелась.
Я помешала кофе, отгоняя пенку к краям чашки.
— Что же, - сказал он, - когда это все случилось?
— В пятницу. Совершенно внезапно.
— Наверно, как гром среди ясного неба.
— Именно. Я была у нее, вернулась домой - а она звонила Энн Мари. Я кинулась обратно, а когда пришла…
— Значит, ты первая узнала… — Он протянул руку через стол и коснулся моей руки. — Тяжко.
Я глотнула кофе и посмотрела на него.
— Но самое ужасное, что мы поссорились, перед тем, как я ушла – не сильно поссорились, на самом деле: просто она меня распекала, а я вышла из себя и хлопнула дверью. Такое чувство вины.
— Ни в чем ты не виновата.
— То же и врач говорит. Сказала, что это могло случиться когда угодно. Но почему же именно тогда?
— Просто так совпало. Мне кажется, у многих остается чувство вины, когда кто-то умирает.
— Наверно, только я хотела бы с ней попрощаться, сказать, что я люблю ее.
— Уверен, что она это знала. Ты ведь заботилась о ней?
— Ну да. Навещала почти каждый день.
— Тогда она точно знала.
— А твои родители живы?
— Отец жив, а мама умерла, когда мне было десять.
— Ужас.
— Да, это был ужас. Мне понятно, что ты говоришь про чувство вины. Я все думал, что это, должно быть, моя вина. Мама долго болела, я не знал, что с ней - разумеется, мне не говорили. А у нее был рак груди. Я вообще-то узнал об этом только в семнадцать лет. И мой папа, и тети твердили, что я должен быть умницей, что мама болеет и ей нельзя волноваться. А незадолго до того, как она умерла, я набедокурил в школе – ничего страшного, просто играл в футбол и разбил окно. Так уж совпало. Но я не мог избавиться от мысли, что она из-за меня умерла, потому что я вел себя плохо, и она волновалась. А когда тебе десять лет, задать вопросы некому. Папа был убит горем, ему было не до меня. К тому же я старший, и мне полагалось подавать пример брату и сестре. Все твердили: как ужасно в таком возрасте остаться без матери. Шону было всего пять, а Алисии три года, и наши родичи страшно вокруг них суетились. А мне полагалось держаться молодцом.
— Даже не знаю, что сказать. Я тут переживаю, что потеряла мать в тридцать три года, а тебе было всего десять. По крайней мере, мама столько лет была со мной.
— По-моему, неважно, сколько лет. Мама – это мама. И теряешь ее всегда слишком рано.
— А твой отец, как он это пережил? Тяжело ему было, наверно, растить вас троих в одиночку.