— Вообще-то он женился еще раз, через два года. Я так на него злился тогда… а теперь отношусь к ней даже очень неплохо.
— Два года — как-то он быстро.
— Забавно, в универе на социологии нам говорили, что, судя по всему, новый здоровый союз люди могут создать в период от одного до двух лет после смерти или развода. До этого срока они слишком подавлены, а после - привыкают жить самим по себе.
— Это социология? Похоже на статейку из журнала «New Woman» . Но мужчины, похоже, в новый брак вступают быстрее, чем женщины.
— А все потому, что они беспомощнее. Справедливости ради надо заметить, что у папы на шее было трое детей - вряд ли можно винить его в том, что он искал помощницу. Он не из тех, кто приспособлен к современной жизни.
— А ты? — слова вырвались у меня сами собой. И тут же мне стало неловко за вопрос. — Прости, не хотела лезть в душу.
Он улыбнулся:
— Ладно. Мне кажется, мы с реверансами уже разделались. Да, я человек другого поколения. По крайней мере, надеюсь на это. Мне бы хотелось, чтобы мужчины и женщины были самими собой, чтобы нас не стесняли оковы гендерных стереотипов, как это именуют социологи. Ну вот, посмотри на меня – я далеко не мачо… наверно, если бы я сидел дома, воспитывал детей, а жена занималась охотой и собирательством, меня бы это вполне устроило. Конечно… не исключено, что я просто ищу оправдание.
— Оправдание чему?
— Моей совершеннейшей лени. Мне бы хотелось, на самом деле, чтобы какая-нибудь богачка взяла меня на содержание, и тогда бы я бросил работу в «Исландии» и стал мальчиком-зайчиком.
Я рассмеялась. Мой смех прозвучал так непривычно, что я прикрыла рот рукой. Подошла официантка, забрала чашки и на стол положила счет.
— Простите, — сказал Дэвид, — наверно, я еще кое-что закажу.
— Пожалуйста, слушаю вас.
— Скажите, у вас еще готовят чудесный слоеный торт с горячей карамелью и мороженым?
— Да.
— Вот его принесите. Лиз, тебе надо попробовать. Это так развращающе вкусно – его впору назвать «смертный грех».
— Ладно, уговорил. И еще кофе, будьте добры.
Дэвид улыбнулся.
— Два кофе и два «смертных греха».
В половине четвертого я была у школы. Впервые с тех пор, как Энн Мари перешла в новую школе, я ее встречала, и стоять у ворот мне было как-то неловко. Когда Энн Мари была маленькой, а я работала на полставки, я ждала ее в компании других мам, а потом наши дети выбегали, все в форменных костюмчиках, и столько было у них впечатлений – и всем они хотели поделиться. Средняя школа – другое дело. Начать с того, что все они рослые. Энн Мари для своего возраста тоже высокая, но она первый год в средней школе; а из старших некоторые ребята – уже почти мужчины. И Энн Мари, увидев меня, не сказать, что была в восторге.
— Ты чего тут стоишь?
— Вот, думала, зайду, тебя встречу. Я была на Байерс-Роуд, купила кое-что.
— Я вижу. — Она отобрала у меня пару пакетов.
— Хотела купить пару мелочей. Надо было на машине поехать.
— Позвонила бы мне, мы бы встретились на Байерс-Роуд. Не тащилась бы в гору.
— Я думала, у вас мобильные отключены во время уроков.
— Но я включаю, как только на улицу выхожу.
— Ладно. — А я думала, она мне обрадуется. — Ну что, как учеба?
— Нормально. Только у меня попросили записку от родителей с объяснением, почему меня не было.
— Как же так? Я же звонила в понедельник и сказала про бабушку.
— Наша классная сказала, что нужна еще записка.
— Напомни вечером, напишу.
Мы пошли по направлению к Байерс-Роуд.
— А ты что делала?
— Убиралась, стирала. Перекусила в городе.
— А где?
— В «Гросвенор».
— Встречалась с Никки?
— Да. — Сама не знаю, почему я так ответила, само вырвалось. Я вовсе не собиралась врать про Дэвида - зачем? Он просто друг, мы с ним пообедали. На самом деле, даже не друг - знакомый. Так почему я не сказала Энн Мари правду?
— Хочешь, зайдем выпить кофе на Байерс-Роуд, пока далеко не ушли?
— Да нет, мам, у меня куча уроков, догонять надо.
На автобусной остановке мы присели на скамейку, которая и на скамейку-то не похожа – какая-то полка металлическая. Я пыталась поставить на нее пакет с покупками так, чтобы он не сваливался, но безуспешно. Энн Мари искала в сумке проездной.
— Мисс О'Хара была на похоронах, — сказала она, заглядывая в кармашки. — Просила тебе передать, что служба была чудесная.
Служба была чудесная - да, это верно, и первое время эта мысль утешала. Но прошла неделя, другая, а боль не уходила, сидела камнем в моей утробе. Я ела или пила – и ощущала эту боль, просыпалась по утрам – и она со мной. Я пыталась изнурять себя, даже снова пошла на занятия по аэробике, на которых не была уже несколько месяцев. И я изнуряла себя, с хрипом выдыхая и вдыхая воздух, под отупляющую музыку, от которой звенело в голове, и под выкрики инструктора. Но даже острая резь в боку, от которой я сгибалась в три погибели, не могла заглушить ту, другую боль, которая всегда была со мной.