— И нашел?
— А по мне разве скажешь? Прости, не хотел вредничать. Наверно, кое-что я и правда узнал. А именно, что наши преподы по философии ни черта в этой жизни не понимают. Просто от жизни оторваны.
— В облаках витают?
— Не то слово. По социологии, правда, попадались внятные лекторы, но философы — это реликты. Один из моих научных не мог даже в глаза мне смотреть. Короче, я понял, что они едва ли мне поведают, как жизнь прожить. Но теории у них любопытные. А сам я думаю, что смысла нет, просто пока ты жив, наслаждайся и не обижай других, - вот и весь тебе смысл. Аминь, дитя мое.
Я не знала, что сказать.
— Прости, Лиз, не обращай на меня внимания. Иногда меня тянет глаголить. Ты сама-то как?
— А я будто в колбе живу, в каком-то искусственном мире. Утром встаю, иду на работу, убираюсь, смотрю телевизор, но это не жизнь. Мамы нет. А никто не говорит об этом.
— Может, не знают, что сказать.
— Ее похоронили всего три недели назад - а будто уже все, погоревали и хватит.
— Живем себе дальше.
— Вроде того.
— Но ты не можешь просто жить дальше.
— Не могу. Во мне что-то изменилось, но я претворяюсь, что все по-прежнему. Будто роль играю.
— А поговорить не с кем?
— Не знаю. Наверно, я жду, что кто-то сделает первый шаг. Не хочу обременять Энн Мари, все-таки я ее мама, мне надо держаться. И потом, как-то она от меня отдалилась.
— Может, как раз, потому что переживает. Или не хочет тебя огорчать.
— Да, но надеюсь, что это не так. Мы всегда друг с дружкой делились.
— Здорово. В нашей семье с этим была беда, мы никогда не умели делиться. И когда мама умерла, мы просто сделали вид, что у всех все в порядке.
— Не хотелось бы, чтобы так получилось с Энн Мари, но лезть к ней в душу и вызывать на разговор, который ей неприятен, я тоже не хочу.
— Понятно. Ищем золотую середину?
— Да.
— Но тебе надо кому-то выговориться. После маминой смерти мне долго внушали, что надо быть сильным, думать о других. Я только лет в двадцать наконец-то выговорился. Обратился к психологу, и мне это помогло. Только не путать психолога с психиатром. — Он улыбнулся и отпил кофе.
— А к кому ты обратился?
— К одному врачу в университетской клинике, но психологов теперь полно – это стабильно растущий сектор на рынке труда. Телефоны доверия, частная практика – они везде нужны. У каждого есть трудности, а поговорить не с кем.
— Пожалуй.
— На самом деле, я серьезно. Может, тебе станет легче – наверно, не теперь, еще времени мало прошло, но потом, когда все устаканится. Участковый врач может кого-нибудь порекомендовать. Или дать номер телефона.
— Может быть. Никогда об этом не думала – полагала, что с родными всегда смогу поделиться. Не думала, что вот до такого докатимся.
— И разумеется, всемирно известный специалист Дэвид Кэмерон всегда вас примет в кафе «Гросвенор».
Я улыбнулась.
— Прости, совсем тебя заболтала.
— Я непротив. Честно.
— Ладно, мне пора. Опять на работу.
— Да, и мне.
Мы расплатились и вышли на улицу. День был чудесный, солнечный, неожиданно теплый для марта. Напротив кафе был кинотеатр, его афиши рекламировали фильмы следующей недели.
— Ты «Крысолова» уже смотрела? — спросил он.
— Нет, премьеру пропустила. Отличное, говорят, кино.
— Хочешь, сходим на выходных?
— Не уверена, что получится.
— Давай, я завтра тебе напишу, и ты скажешь. Я могу вечером в любой день, кроме воскресенья.
— Ладно.
Он наклонился ко мне, чмокнул в щеку, развернулся и зашагал по улице в сторону университета.
Хорошо, что всю работу, какая была в тот день, я могла выполнять чисто механически - мои мысли были поглощены Дэвидом. Я не могла его понять. Даже не была уверена, что он пригласил меня на свидание. Он отнесся ко мне с таким участием, и мы говорили как друзья. Но одно дело – пообедать или выпить кофе, а другое – пойти в кино. С другой стороны, может, я много выдумываю. Он же студент – может, у них такой стиль общения, и все это ничего не значит. В любом случае, вряд ли он, такой молодой, мной увлечется: я же на семь лет его старше, да еще была замужем. Я просто надеваю розовые очки. Просто, наверно, ему меня жаль. Может, он ищет маму – в конце концов, он так рано осиротел. Но он поцеловал меня. Конечно, в щеку – так, пустяк.