Она протягивает руку и сжимает мою ладонь, я в ответ – ее.
В глазах словно песок насыпан. Тру переносицу, чтобы прогнать эту слабость. Нельзя плакать.
Когда перевожу на нее взгляд, вижу раскаяние и надежду. Нам так много надо друг другу рассказать, но слов нет. Они как будто все в горле скопились, но я не могу выпустить ни одно из них.
Я так долго жил с отцом и, по ощущениям, я не из их семьи, а из его. Из семьи человека, который столько зла всем сделал. А я будто должен теперь за него расплачиваться.
Поднимает мою руку и прикладывает мою ладонь к своей щеке. Она теплая, сухая. Это то, чего я никогда не чувствовал, но мне этого всегда так не хватало.
Сложно, но я расслабляюсь. Позволяю стечь по щеке слезинке. Даже не смахиваю. Она улыбается мне. Просто искренне рада, что я тут. Такой, какой вырос. Сын того, кто и ее жизнь тоже усложнил.
– Иди ко мне, сынок.
Я поднимаюсь, обхожу стол, но не сажусь рядом, а отодвигаю стул и опускаюсь рядом с ней на пол. Кладу голову ей на колени.
Она опускает руку мне на макушку. Гладит так аккуратно. Нежно. Любя. Как Аня это делала. На щеку падает ее слеза. Еще одна.
– Сынок… – гладит мои волосы, целует в макушку. – Прости меня. Прости, что так все получилось, – глубоко вздыхает, а у меня исчезает из горла ком. Я наконец отпускаю эту боль. – Каждый день молилась за тебя. И Юру всегда направляла, чтобы помогал тебе. Вам суждено было по жизни познакомиться, помогать друг другу, и даже твой отец ничего не смог с этим сделать. Каждую ночь плакала, что не могла найти и быть рядом с тобой.
– У меня была няня, ее звали Аня. Она заменяла мне… – слова застывают комом, – а он… он инсценировал ее смерть, заставил меня поверить, что ее убил я. Спрятал ее в психушке, она меня так и не дождалась.
– Мальчик мой… – она обнимает меня и прижимает к себе. Делится теплом. – Если бы я только нашла тебя раньше и знала обо всем этом, выкрала бы и спрятала.
– От него бы не спрятали. И правильно, что молчали. Вы бы все пострадали.
– Я понимаю, что у тебя своя семья и дочка, ты привык к другому, но я бы хотела, чтобы вы пожили у нас. Чтобы ближе стать, узнать лучше друг друга. Маша тоже наша внучка. Я не настаиваю, но предлагаю от чистого сердца.
– Мне надо с Варей поговорить, – поднимаю голову и смотрю на маму.
– Конечно, я так рада, что ты приехал. Ты к нам можешь приезжать в любое время, звонить, когда надо что-то.
Надо.
– Дадите мне и моей семье свою фамилию? Не хочу быть Бергманом и иметь с ним хоть что-то общее. Она столько грязи в себе несет.
– Конечно, с удовольствием.
Как будто все. Отпустил наконец прошлое. Перешагнул эту полосу. То ли черную, то ли белую. Фиг поймешь какую. Но впереди уже точно радуга.
– Спасибо… мама.
Она замирает. А потом крепко меня обнимает.
– Все будет хорошо, сынок, теперь ты не один.
Сидим молча. Такое приятное тепло по телу, я как тот мамонтенок, который потерял свою маму. Плутал по миру и наконец нашел. И плевать, что там было. Хочется сейчас быть рядом.
– Отец, – мама поднимается и выходит в коридор, – у нас пополнение в семействе.
– Да, и какое?
Я поднимаюсь, сажусь на стул, Юрин папа с мамой напротив, брат ставит чайник.
– Рома хочет взять твою фамилию.
– Да, хотите еще одного сына?
Он усмехается и уже серьезнее.
– Только с одним условием.
Мы с Юрой переглядываемся.
– Будете рожать, пока не родите мне внука. Внучек у нас достаточно. Надо продолжить фамилию. – Мы с Юркой расслабляемся и смеемся. – Юр, ты старайся в меру. Достаточно одного от семьи. На трех можно не работать.
– Вообще-то моя Варя тоже двойню вынашивала. Просто одного ребенка потеряла. Поэтому тоже может выйти много.
– Ну, у вас одна девочка, вам можно. А в кого вы такие?
– У нас не было в семье таких случаев.
– У… моего деда были в роду. Это точно со стороны Бергманов генетика.
– Хоть что-то от него хорошее осталось.
Как хорошо тут… просто сидеть, шутить, не выслушивать нотации, не думать все время о работе и деньгах, о том, какой никудышный сын, не оправдывающий священную фамилию Бергман.
В дверь звонят.
– Ты кого-то ждешь, Саш? – оборачивается к мужу мама.
– Нет.
– Сидите, я открою.
Юрка довольно улыбается, делает кофе. Все наконец становится на свои рельсы
– Явился? – возмущается мама, и Юра тут же в коридор. Я только выглядываю. Но готов, если что, тоже выйти.
– Кать, ну выслушай…
Катя…?
– Выслушай? – бьет по рукам и плечам кого-то.
– Мам, подожди… – Юра ее успокаивает и обнимает. – Сергей Иванович, проходите.