– Варь, нам пора, – Рома возвращается за стол. – Онежа, тебя подвезти?
– Нет, Ром, спасибо, Егор скоро нас заберет, а мы ничего не купили.
– Спасибо, Онеж. Рада была тебя увидеть.
– И я. Заезжай.
Я киваю, но ничего не обещаю.
– И ты тоже, – Онежа обнимает и Рому.
– Хорошо, – он соглашается, но по выражению лица понятно, что сказал для приличия. Никуда он заезжать не будет.
Мы идем за елкой, пакуем ее в машину. Теперь мне место свободное есть только спереди.
Благо Маша не спорит. Соглашается. Так устала, что быстро засыпает прямо в машине. Даже лучше. Потом перенесу в постель и можно сборы елки перенести на завтра.
Мы едем с Ромой в тишине по ночному городу. Красиво все украшено. Маше бы понравилось.
Разговор с Онежей поднял много вопросов, о которых и подумать надо и в то же время не хочется. Главный – моя семья.
– Как думаешь, родители простили меня за то видео?
Тихо спрашиваю. Даже и ответа не жду, просто поделиться хочется этим с кем-то.
– Они тебя любят, Варь, не думаю, что какое-то видео это изменило.
– Тогда, в больнице я слышала их разговор. Они думали я без сознания и обсуждали, как дальше жить с этим. – Рома кидает на меня короткий взгляд и вновь обращает все внимание на дорогу.
И тебя слышала. Каждое слово помню до сих пор.
Но поднимать это все из прошлого не хочу.
Переболела. Отпустила. Живу дальше.
– Если хочешь, съезди к ним. Я не запрещаю. Но предупреди меня, мой водитель отвезет и заберет. У них оставаться не надо.
– Мне придется рассказать, что я у тебя и… я не хочу рассказывать, что меня шантажируют. Они переживать будут.
– Как хочешь, – пожимает плечами. – Как бы я… Отголоски того твоего поступка все равно будут тебя преследовать.
Он не договаривает что-то, обрывает мысль. Я не выспрашиваю. Раз не сказал, значит, считает, что это не нужно.
– Я боюсь так ехать к ним. А если они меня не простили? Я их обманула. Всех обманула тогда.
– Ну, тогда не едь.
Выдыхаю.
– Советчик из тебя, конечно…
– А ты с каких пор стала слушать советы? Раньше сама все решала.
Раньше...
– Ты прав, лучше не ехать. Пусть останется, как есть.
– Ты же хочешь.
Снова меняет свою позицию на противоположную от моей.
– Очень хочу, чтобы там ни было, они все равно мои родители. Но не хочу их вновь расстраивать.
– Ну так съезди. Женя подождет тебя. Если что-то пойдет не так, всегда сможешь уехать.
– Может так получиться, что они попросят остаться, а мне надо уехать. Я должна буду сказать, где я.
– И что? Стесняешься меня? Или того, что они подумают о нас?
– Нет, дело не в тебе. Я не могу сказать, что я к тебе вернулась, а рассказать правду, так это опасно для них. Они переживать будут. И я не смогу часто к ним ездить. А еще я боюсь, что им снова пришлют видео или будет грозить опасность.
– Варь, все что они могли увидеть, они увидели. Или ты думаешь, тебя там в три-д перегнали и крутить в кинотеатре будут?
– Я не хочу, чтобы все вспоминали.
Рома выдыхает в ответ, ничего не отвечает. Когда-то придется с ними поговорить обо всем. Посмотреть в глаза и попытаться все объяснить.
Возвращаемся домой, а Маша так уснула крепко, что ей только любоваться.
– Поможешь ее домой занести или будить? – шепчу Роме.
Глава 9
Рома
– Ёма, Ема, – кто-то будит шепотом на ухо. Жмурюсь, открываю глаза и и вижу гуся вчерашнего. Смотрит прямо на меня.
Дергаюсь от неожиданности, замечаю рядом с игрушкой Машу. Кивком спрашиваю, что хочет.
– Ёма, пошъи ечоку стаить.
– Маму позови, Ромашка, – не заметить эту огромную улыбающуюся ромашку на ее пижаме невозможно.
– Мама сьпит.
– Ах, мама спит…, – усмехаюсь в ответ. Капец. – Я тоже сплю.
– Ты не спишь, ты говоишь.
– Потому что ты меня разбудила, вот я и говорю. Иди маму разбуди и с ней украшайте елку.
– Мама поснется, увидит ёичку и уыбнется.
Маша поднимает маленькие плечики так высоко, что они прижимаются к щечкам. И улыбается открыто во весь рот. Так у нее все естественно, не наиграно, без обид и подтекста.
– Идем?
– Ну, пошли, – сдаюсь перед этой красотой. – Подашь мне штаны? – киваю на кресло.
Маша четко кивает головой и бежит за одеждой. Не будем смущать ее физиологией мужской по утрам.
Она ждет меня, прижимает к себе гуся, лапы которого тянутся по полу. В моем детстве игрушек не было. Вернее это было до смешного грустно. Отец считал, что я уже слишком взрослый для игрушек. В доме их держать запрещалось. При том, что денег было столько, что отец мог купить мне игрушечный магазин.