Врачи пытались вернуть их к жизни, делая все, что необходимо.
Взявшись за руки, они летели вглубь тоннеля.
– Хорошо?
– Не знаю, – она улыбнулась ему.
– Чего так темно-то? – он посмотрел вперед.
– Хочу, чтобы мы были вместе, всегда, – шелестел прямо в его ухо ее голос.
Какая-то сила выдернула их, разорвав сплетенные руки.
– Есть! – врач, утирая пот, кивнул. – Он здесь.
По рации связался с приемным покоем больницы. Предупредил, чтобы ждали.
В кармане затрезвонил мобильный.
– Да, – раздраженно ответил он.
– Игореха, – голос друга звучал необычно. – Прикинь, я ее вытянул. Думал – всё! Это – чудо.
Голос коллеги из «скорой» звучал звонко.
– Ну, чё, – Портной аккуратно сложил в сумку ключи. – Включаем?
– Давай, – Белый потянулся к рубильнику. – Все равно шеф заругает – сколько душ не попало!
– Профилактические работы, брат, – Портной закинул сумку на плечо. – Ничего не поделаешь…
ЛИФТ
– Вам какой? – поправив очки, он искоса глянул на нее.
– Восьмой, – она коротко ответила, стараясь быть независимой.
Потертая кожаная куртка. Портфель из крокодиловой кожи. Очки в дорогой оправе. Смуглый. Некрасивый, но что-то привлекает, притягивает взгляд, заставляя возвращаться все снова и снова. Сильные пальцы, сжимающие ручку портфеля. Красивое кольцо на мизинце. С брильянтом? Пожалуй. Джинсы, вытертые донельзя. А как обтягивают ягодицы? Наверное, ходит в фитнес-клуб. Женат? Да. Хотя, нет. Слишком уж неухожен. Вот, если бы я была его женой, я бы следила за всем. А худенький-то какой! Вот тот борщ, что я готовлю, трескал бы, небось, за обе щеки. Я бы за ним смотрела. И как он ест, прихлебывая. И как спит, похрапывая слегка.
– Ваш восьмой, – улыбнулся он ровными зубами.
Она вышла, оставив после себя аромат «Кензо».
Он доехал до своего этажа. Вышел. Нажал на кнопку звонка. Дверь открыла длинноногая блондинка в короткой шелковой рубашке, надетой на голое тело.
– Привет, любимый, – она скользнула щекой по его подбородку. – Что ты сказал жене?
ЛИФТ – 2
– Мы где-то встречались раньше? – он смешно морщил нос под очками.
– Встречались, – она мельком глянула в зеркало на стене, не растрепалась ли прическа. – Здесь.
– Здесь – это в Москве? – он отвел взгляд от ее подтянутую фигуру.
– Здесь – это в лифте, – отрезала она, выходя.
– Подождите, – он протиснулся через закрывающиеся двери. – Давайте с вами дружить.
– Дружить? – она достала ключи из кармана джинсов. – Дружить – это интересно. Ну-ка, пойдем, друг мой.
Через полчаса он лежал в ее широкой постели, щурясь навстречу яркому июльскому солнцу, пробивающемуся через неплотно закрытые шторы.
– Ты был в Париже? – она прижалась мокрыми после ванны волосами к его груди.
– Не был, – он вдохнул пряный аромат ее тела.
– Я тебя отвезу, – она закрыла глаза. – Обязательно. Париж – мой любимый город.
Назавтра номер ее телефона отвечал длинными гудками. Дверной звонок глухо дребезжал по пустым коридорам ее квартиры. «Все женщины такие, – думал он в трамвае, прислонившись лбом к пыльному стеклу. – Был бы я мачо – бросил бы ее первым».
– Игорек, – мама поставила перед ним тарелку с картофельным пюре и котлетами. – Салат бери. Я сегодня утром на работу шла, так у подъезда видела, как женщину выносили санитары. Она была на носилках в мешке специальном, а закрыть молнию то ли забыли, то ли что? Так я ее лицо увидала – соседка наша с восьмого этажа. Молодая совсем – лет сорок. Красивая. Спросила, отчего умерла? Говорят – сердце. Вот она, жизнь, какая штука. А, Игорек?
Он плакал, зажав в кулак треснувшие очки. Слезы капали прямо в тарелку, теряясь между поджаристыми боками котлет.
ТРОЕ
– Да, ты достала уже со своими нравоучениями! – Гонтарь стукнул чашкой с недопитым кофе по столешнице. Кофе разлился неровным пятном, смешавшись с фарфоровыми осколками. Гонтарь запнулся, глядя на отломанную ручку от чашки в судорожно сжатых пальцах.
– Ты, вообще, соображаешь иногда? – Ира взяла тряпку, намочила ее под краном, и стала плавными движениями собирать со стола остатки завтрака.
Гонтарь невольно поймал себя на мысли, что упругие Иркины груди, затянутые в шелк халата, и мерно колыхающиеся в такт ее движениям, вызывают у него непроизвольную эрекцию. Он попытался подавить это чувство в себе, но получилось как-то не очень.
– Ир, – облапив ее сзади, прохрипел прямо в шею – туда,где сходились завитки волос.
– Я же не могу без тебя.
– Отстань, Гонтарь, – она мягко отстранилась. – Ты мне изменил. Глупо и невежественно.
– Что значит невежественно? – Гонтарь попытался сдвинуть брови.