остается таким же почти несчастным, как и прежде.
Март 17
Сегодня утром м ы причащались и пели псалмы за столом. Это почти привело меня в упоительный
восторг. То, что я ощущал, было так праведно и свято, что я просто так дал слово не есть шоколад,
даже не вспомнив, что было воскресенье. И как раз именно этим вечером приехала мама навестить нас и
привезла шоколадки.
Я просто обязан был отведать шоколада, чтобы мама увидела, что я не болен. В этом случае я
должен был отложить обещание до тех пор, пока не кончится шоколад.
Ребят навещают самые необычные родители и несколько сестер с сумочками и заколками в
волосах. Должно быть, странно иметь сестер. Они такие любопытные, и смеются, когда должны были бы
быть серьезными.
Фидель Риос шел за мной по пятам до тех пор, пока я не разозлился и не сказал ему: “Разве Вы мой
хвост?” Риос подошел и дал мне тумака. Как бы то ни было, от его оплеухи я свалился, потому что стоял
у входа на краю ступеньки, ведь такая мелюзга не заставила бы меня упасть. Оказывается теперь Риос
возомнил себя телохранителем и даже не вспомнил, что это я научил его драться.
Два часа ночи
Произошло нечто такое ужасное, что лучше, если я запишу в свой дневник, потому что мне очень
хотелось бы рассказать это маме, а я могу забыть.
Мы преспокойно спали, когда внезапно проснулись от сильного шума. Точнее сказать, проснулись
Риос и я, потому что остальные продолжали дрыхнуть. Комната осветилась сияющим светом и потом
в нее вошли несколько призрачных теней с запахом серы. Через некоторое время леденящий кровь гул
послышался вновь. Мы с Риосом забрались в мою кровать. Жуткий страх переполнял нас. Мы даже
хотели разбудить остальных, но не решились спуститься на пол. Мы тряслись на кровати и не знали, не
приснился ли нам кошмарный сон. Мы не могли разговаривать, потому что вернулись огни, призраки и
запах серы. Но все остальные продолжали спать. Вдруг распахнулось окно и в него влез громадный и
мокрый призрак. У него была тысяча крошечных ног, которые стучали по полу, будто пишущая машинка,
а дыхание было таким ледяным, что мы залезли под одежду. Сквозь одежду виднелись лучи, удары
заставляли нас подпрыгивать, а ужасный гул все приближался и приближался. Я шепнул Риосу на ухо:
- Это – конец света. Давай молиться.
- Молись ты. Я все позабыл, – ответил он. И стоило только мне это услышать, как у меня тоже все
вылетело из головы, кроме “Отче наш”. И все это время мы слышали удары и еще удары, лучи и
грохот. Бедный Риос так трясся, что заставил меня поседеть. В это время издалека раздался громкий,
протяжный стон, приближающийся быстро, как самолет. Я крепко сжал глаза и зубы и заткнул уши. А
Риос начал громко вопить, перекрывая стон.
Но вот, наконец-то, проснулся Мочо и включил свет в спальне. Он закрыл окно, вытащил Риоса из
моей кровати, накапал ему в стакан с водой несколько капель, сказав, что он слишком взвинчен.
- Это – всего лишь электрическая буря, – сказал он, хохоча во весь свой широкий, как у лягушки,
рот, и оставаясь абсолютно спокойным. Ясно, что он проснулся от воплей Риоса, не увидев и не услышав
ничего из того ужасного, что произошло раньше. Поэтому он и назвал это электрической бурей. Как бы
то ни было, он так странно выглядел в ночной рубашке, что только что виденные призраки как-то сразу
померкли и стерлись при взгляде на него. Мочо казался бочонком на ножках. Но человек никак не может
заснуть, если он увидел и услышал то, что видел и слышал я. Человек беспокоится, ожидая возвращения
этого чуда и нового появления призраков, лучей, ледяного дыхания и тысяченогого чудовища.
Если бы моя мама знала, что творится в этой заколдованной школе после полуночи.
Понедельник 18
13
Оказывается, в этой школе существует банда воришек-невидимок. Я знаю, что они плохие, а,
может быть и нет, но в любом случае они жутко меня бесят и злят, потому что не позвали стать вором.
Теперь я понимаю, что значит быть полицейским. Это зависть к тому, что ты – не вор, и эта зависть
заставляет полицейских искать воров. Потому что дураку понятно, что нет ничего более прекрасного, чем
совершать таинственные дела. А у меня они украли ручку и книгу, только я не совсем уверен, была ли
книга, или нет. Но в любом случае это послужит поводом, чтобы отыскать вора. Кариола сколотил
компашку для того, чтобы найти вора. Меня они назначили офицером запаса, потому что у меня
потерялась куча вещей. К слову, я должен был рассказать им, что у меня украли уйму вещей, чтобы меня
приняли в команду. Мне поручили оставить свой новый свитер на кровати, чтобы посмотреть, не украли
ли его, но, поскольку его никто не украл, я должен был спрятать его за классной доской. И по мере
возможности, я смотрел, на месте ли свитер. Когда я пришел посмотреть в последний раз, его там не
было. Его умыкнули на самом деле. Тогда я позвал на совещание команду и поведал им, что случилось.
А как только я все рассказал, Кариола ударил меня и сказал, что я был дураком и тупицей, и шутом
гороховым. Все надо мной смеялись. Это сборище негодяев и мерзавцев. Как же я их всех ненавижу,
даже Хавьера.
У меня жуткое желание умереть.
Март 20
Я сказал, что у меня заболел живот и лег в кровать, потому что школа действует мне на нервы, меня
все раздражают, бесят все эти недоумки.
Вчера все шушукались и издевались надо мной, а я не мог отдубасить их, потому что их было
слишком много. У меня желание убить Кариолу, поскольку это он во всем виноват.
Когда я вошел в спальню, то обнаружил, что они украли мой дневник, а теперь читают его и
хохочут. Я бросился на них и отнял дневник. Они едва не убили меня. К счастью, в этот момент вошел
Моча и избавил меня от смерти.
Они – сборище трусливых негодяев: всем скопом на одного!
Хотя сегодня утром Кариола и пришел посмотреть на меня, я все равно его ненавижу и до сих пор
хочу убить. Это скверно, ведь дело в том, что я не могу исповедаться до тех пор, пока меня не оставит это
желание.
Март 23
Сегодня произошел несчастный случай. Кариола упал с трапеции и сломал себе руку. Приехала
“Скорая помощь” и увезла его с собой. Когда его повезли, мы все похолодели, несмотря на жару.
Не знаю почему, но все это время я чувствую что-то странное в той руке, что сломал Кариола,
точнее говоря, в своей руке. Я думаю и думаю о Кариоле, и о том, что я его простил, простил от души, и
уже не хочу убить его. Теперь я даже могу исповедаться, потому что уже не ненавижу его и почти что
чуточку люблю, но если вспоминаю о его шушуканьи, то снова ненавижу.
Когда мы вошли в часовню, я кое-что посулил, для того, чтобы Кариоле стало получше: что его
мама оденется в одежду от Лурдес и всю свою жизнь не станет больше есть сладкого. Любая мама
отлично может сделать это ради своего сыночка.
Как бы то ни было, утром я собираюсь исповедаться, а если не будет времени облегчить душу и
успокоить совесть утром, то сделаю это сегодня вечером:
1. Я ненавидел 19 человек;
2. Три дня я подумывал кое-кого убить;
3. Я не желал раскаиваться;
4. Я потерял свой новый свитер по собственной вине.
Остальные грехи – те же самые, что и всегда.
Выяснилось, что в моей кровати разлилась чернильница, когда я писал свой дневник, и я не знаю,