- Когда примемся за чушку?
Он совершенно изменился в лице - так близко принял к сердцу.
- Это животное мне друг. Если кто-то захочет за резать ее на еду, пусть сначала убьет меня.
Мои приятели за мной очень ухаживают. Даже бросили курить, чтобы я не испытывал недостатка в табаке. Горячий чай всегда наготове. Они делают все даже просить не надо.
Со дня нашего отъезда прошла неделя. Едва держусь. Солнце жарит с таким рвением, что даже мои китайцы покраснели, как креветки. Решил поспать. Закрепил на мертво руль и приспустил парус, отдав лодку на волю ветра. Часа четыре спал как убитый.
Проснулся от очень сильного толчка, заставившего меня резко подняться. Сполоснув лицо водой, я, к своему удивлению и удовольствию, отметил, что, пока я спал, Квик-Квик успел меня побрить. Кожу не сводило: он после бритья смазал мне лицо маслом.
Со вчерашнего вечера держусь юго-западного на правления, поскольку мне показалось, что мы слишком отклонились на север. Преимущество тяжелой лодки заключается в том, что она не только прекрасно держит волну, но и слабо дрейфует в подветренную сторону. Именно с учетом дрейфа, которого могло не быть и вовсе, я сделал предположение, что высоко поднялся к северу. Вот те на, дирижабль! Вижу первый раз в жизни. Не похоже, чтобы он направлялся в нашу сторону, а издалека трудно судить о его размерах.
Он весь сверкает в лучах солнца, на него долго смотреть невозможно, потому что режет глаза. Дирижабль изменил курс, судя по всему, приближается к нам. Действительно, растет прямо на глазах и через двадцать минут оказывается у нас над головой. КвикКвик и однорукий настолько поражены видом этой машины, что без умолку тараторят взахлеб по-китайски.
- Да говорите же по-французски, ради Бога! Ничего невозможно понять!
- Английская сосиска,- сказал Квик-Квик.
- Нет, это не сосиска, а дирижабль.
Огромная махина теперь летит низко, хорошо различимы многие детали, она делает над нами узкие круги. Выброшены сигнальные флажки. Мы не понимаем, поэтому не реагируем и не отвечаем. Дирижабль настойчиво повторяет маневры, он опускается еще ниже и летит в такой близости от лодки, что мы даже видим людей в его кабине. Но вот он отвалил в сторону и полетел к земле. Меньше чем через час прилетел самолет и сделал над нами несколько заходов.
Море стало штормить, внезапно усилился ветер. Но горизонт чист со всех сторон, и дождя не предвидится.
- Смотрите! - крикнул однорукий.
- Куда?
- Туда! Видите точку? В той стороне должна быть земля. Эта черная точка наверняка судно.
- Откуда ты знаешь?
- Я так полагаю и даже скажу, что это морской охотник.
- Почему?
- Потому что идет и не дымит.
Действительно, через какой-то час мы уже ясно различаем серый военный корабль, направляющийся в нашу сторону. Он быстро увеличивается в размерах, так как идет с огромной скоростью. Нос его смотрит прямо на нас, и я уже замер от страха, что нам не избежать столкновения. При сильной волне, когда корабль режет ее поперек, возникает большая опасность для крохотной
лодки: она может в любой момент опрокинуться и затонуть.
Корабль пошел на разворот, подставив нам свой борт, на котором можно было прочитать "Тарпон". Корабль под английским флагом закончил маневр и плавно приблизился к нам с кормы. Он продолжает идти параллельным курсом и с той же скоростью, что и наша лодка. Большая часть команды в голубой форме английских военных моряков собралась на палубе. С корабельного мостика офицер в белой униформе крикнул в рупор:
- Stop. You stop. (Остановитесь!)
- Спускай парус, Квик.
Через пару минут убраны фок, грот и кливер. Лодка без парусов прекратила ход, и только волны сносят ее куда-то в сторону. Долго оставаться в таком положении небезопасно. Лишенная тяги от двигателя или ветра лодка не слушается руля. И уж совсем опасно, когда идет высокая волна. Сложив ладони рупором, я крикнул:
- Капитан, вы говорите по-французски?
Рупор взял другой офицер.
- Да, капитан, я понимаю французский.
- Что вы от нас хотите?
- Поднять вашу лодку на борт.
- Нет, это очень опасно. Я не хочу, чтобы вы разбили мое судно.
- Это военный сторожевой корабль. Вы должны подчиниться.
- А мне плевать - мы не воюем.
- А вы разве не с торпедированного судна?
- Нет, мы бежим с французской bagne.
- С какой bagne, что вы хотите сказать словом bagne?
- Тюрьма, исправительная колония, каторга. Convict, по-английски, hard labour.
- Ах так! Да, да, я понял. Кайенна?
- Да, Кайенна.
- Куда идете?
- Британский Гондурас.
- Это невозможно. Следуйте западным курсом в Джорджтаун. Вы должны повиноваться - это приказ.
- 0'кей.
Я велел Квик-Квику поднять паруса, и мы взяли направление, указанное с военного корабля.
Сзади послышался шум мотора. Шлюпка, спущенная с корабля, вскоре настигла нашу лодку. На носу
стоял матрос с закинутым через плечо карабином. Шлюпка подошла к нам справа почти впритык, не останавливаясь и не требуя, чтобы мы остановились. Матрос спрыгнул к нам в лодку. Шлюпка отвалила и пошла к эсминцу.
- Good afternoon! (Добрый день!) - сказал матрос.
Он приблизился ко мне, сел рядом и, положив руку на руль, направил лодку южнее, чего не сделал я. Теперь за управление лодкой отвечает матрос, а мне остается только смотреть, как он это делает. Матрос знает свое дело получается толково. Но я продолжаю сидеть рядом. Мало ли что.
- Сигареты?
Он достал три пачки английских сигарет и раздал каждому из нас.
- Клянусь,- заметил Квик-Квик,- сигареты ему вручили перед спуском шлюпки, иначе зачем ему таскать три пачки с собой.
Сообразительность Квик-Квика меня рассмешила. Теперь все мое внимание приковано к английскому моряку, который знает свое дело и управляет лодкой лучше меня. Предаюсь досужим размышлениям. Побег удался на славу. На сей раз я действительно свободный человек. Свободный. Теплый комок подступил к горлу, на глаза навернулись слезы. Да, я действительно свободен, ибо в военное время ни одна страна не выдает беглых.
Чувство безопасности, радость победы в сражении со сточной канавой настолько захватили меня, что ни о чем другом думать не хотелось. Наконец-то ты победил, Папийон! К концу девятого года ты стал победителем! Слава Тебе, Господи! Может быть, Ты мог для меня сделать это и раньше, но Твои пути неисповедимы, и грех жаловаться. С Твоей помощью я еще молод, здоров и свободен.