Девять лет каторги, плюс два года тюрьмы во Франции, итого - одиннадцать лет. Мои размышления прервал жест матроса. Он показал рукой и сказал:
- Земля.
В четыре часа дня мы миновали потушенный маяк и вошли в устье огромной реки Демерара. Снова появилась корабельная шлюпка. Матрос уступил мне руль, а сам перебрался в нос лодки. Он принял конец брошенного ему каната и закрепил его на передней банке.
Сам же спустил паруса, и моторная шлюпка плавно протащила нас на буксире вверх по желтым водам реки. Прошли двадцать километров, а сзади, в ста метрах от нас, следовал эсминец. За поворотом нашему взору открылся большой город.
- Джорджтаун! - крикнул английский моряк.
Именно так, следуя на буксире за шлюпкой, мы и вошли в столицу Британской Гвианы. У причалов скопилось много гражданских судов, сторожевых катеров и военных кораблей. Вдоль реки рассредоточены башенные орудия. Мощный арсенал вооружений представлен как на земле, так и на морских боевых объектах.
Война есть война. Уже два года, как она грохочет, а у меня никаких ощущений. Джорджтаун, столица Британской Гвианы,- важный порт на реке Демерара, занят войной на все сто процентов. Смешное и вместе с тем дикое впечатление производит этот город, вставший под ружье. Едва мы коснулись морского причала, как сопровождавший нас корабль мягко пришвартовался рядом. Квик-Квик с чушкой, Ван Хуэ с небольшим узелком в руке и я, как есть пустой, поднялись на пристань. Ни одного гражданского лица - одни солдаты и матросы. Прибыл офицер, которого я тут же узнал: это он разговаривал со мной по-французски с корабельного мостика. Офицер вежливо протянул мне руку и произнес:
- Вы здоровы?
- Да, капитан.
- Прекрасно. И все же придется пройти в санчасть, где вам сделают некоторые прививки. Вам и вашим друзьям.
Тетрадь двенадцатая
ДЖОРДЖТАУН
ЖИЗНЬ В ДЖОРДЖТАУНЕ
В полдень после вакцинации нас препроводили в главное полицейское управление города, своего рода гигантский комиссариат. Сотни полицейских сновали по всему зданию туда и обратно. Нас немедленно принял в своем кабинете шеф полиции Джорджтауна - первое должностное лицо, отвечающее за порядок и спокойствие важного порта. Он сидел в окружении английских офицеров, одетых в безупречно чистые рубашки и шорты цвета хаки. На ногах белые гольфы. Полковник жестом пригласил нас сесть напротив и заговорил на прекрасном французском:
- Откуда вы шли, когда вас перехватили в море?
- Из Французской Гвианы, с каторги.
- Будьте любезны, укажите точно то место, откуда вы бежали.
- Я - с острова Дьявола. Другие - из лагеря Инини, наполовину политического, близ Куру во Французской Гвиане.
- Ваш приговор?
- Пожизненное заключение за непреднамеренное убийство.
- А у китайцев?
- Пожизненное заключение за непреднамеренное убийство.
- Профессия?
- Электрик.
- А у них?
- Повара.
- Вы за де Голля или Петена?
- Мы ничего не знаем, и нам трудно разобраться. Мы заключенные и хотим начать новую честную жизнь на свободе.
- Вам предоставляется камера, которая не запирается ни днем, ни ночью. Вас освободят, как только проверят ваши показания. Если вы сказали правду, вам нечего бояться. Вы должны понять нас: идет война, и мы вынуждены принимать дополнительные меры предосторожности, излишние в мирное время.
Короче, через неделю нас освободили. Пребывая в гостях у полиции, мы не теряли времени зря, а обзавелись приличной одеждой. И вот в девять утра мы стоим на улице - Квик-Квик, Ван Хуэ и я. Все трое принарядились, каждому выдано удостоверение личности с приклеенной на нем фотографией.
В городе двести пятьдесят тысяч жителей. Он почти весь деревянный и построен в английском стиле; первый этаж - камень и цемент, остальные - из дерева. Улицы и проспекты запружены народом - тут собрались представители всех рас: белые, желтые, черные, индусы, китайцы, английские и американские моряки, скандинавы. Мы идем в этой пестрой толпе, чувствуя легкое опьянение. Радость перехлестывает через край, она переполняет сердце, сияет не только у меня на лице, но и у китайцев. Ее замечают и прохожие, многие смотрят на нас и приветливо улыбаются.
- Куда пойдем? - спрашивает Квик-Квик.
- Есть у меня один адресок. Негр-полицейский сунул мне адрес двух французов на Пенитенс-Риверз.
Согласно полученной справке, в этом квартале живут исключительно индусы. Я подошел к полицейскому в безупречно белой форме и показал адрес. В ответ он по требовал наши документы. Я с гордостью показал удостоверения.
- Благодарю. Все в порядке.
Затем он не поленился проводить и посадить нас в трамвай и переговорил с кондуктором. Поехали от центра города, и минут через двадцать кондуктор высадил нас. Приехали. Очутившись на улице, мы стали спрашивать: "Frenchmen? (Французы?)" Один молодой человек сделал нам знак следовать за ним. Он вывел нас прямо к небольшому одноэтажному домику. Не успели мы приблизиться к дому, как из него вышли три человека, подняв руки в дружеском приветствии.
- Какими судьбами, Папи?
- Уму непостижимо! - воскликнул самый пожилой из них с копной седых волос.- Входи. Я здесь живу. Китайцы тоже с тобой?
- Да.
- Входите. Добро пожаловать.
Пожилого каторжника зовут Огюст Гитту, или про сто Гитту. Он коренной марселец. Мы с ним из одного
конвоя и приплыли на "Мартиньере" в 1933 году. Девять
лет прошло. Один раз бежал, но неудачно. Потом был
пересуд, и первый приговор был заменен простым по селением. Его расконвоировали. Три года назад он бежал из колонии. Двое других - Малыш Луи из Арля и тулонец Жюло. Они тоже бежали, отбыв наказание, но по закону должны были оставаться во Французской
Гвиане еще на один срок, равный первоначальному при говору - десять и пятнадцать лет (этот второй срок называется "дубляжем").
В доме четыре комнаты: две спальни, одна кухня столовая и мастерская. Они занимаются изготовлением обуви из балаты, своего рода натурального каучука, собираемого в тропических лесах. С помощью горячей воды он поддается обработке и принимает любые формы. Без вулканизации на солнцепеке балата плавится - это единственный недостаток, против которого тоже есть средство: слои балаты усиливают холщовыми про кладками.
Приняли нас чудесно, от всего сердца и так радушно, как могут принять люди, прошедшие через страдания. Страдание делает человека благородным. Гитту без всяких колебаний оставил нас у себя, отведя комнату на нас троих. Возникла лишь одна проблема - чушка Квик Квика, но последний уверял, что свинка не пачкает в доме и по своим делам сама ходит во двор.