- Ты правильно сделал. Что тебе корячится?
- Двадцать лет, не больше.
- А в этой дыре за что?
- Ударил полицейского, родственника той семейки. Он служил здесь в тюрьме, но сейчас его перевели в другое место. Теперь я спокоен.
Открылась главная дверь в подземелье. Появился надзиратель с двумя заключенными, которые несли деревянную бадью на двух шестах. Сзади, у них за спиной, маячили еще две фигуры стражников с винтовками. Заключенные обходили клетки и опорожняли параши в бадью. Удушливая вонь от экскрементов и мочи повисла в воздухе. Она перехватывала дыхание. Никто не разговаривал. Когда они пришли в мою клетку, тот, кто взял мою парашу, обронил на землю небольшой пакет. Я тут же ногой задвинул его подальше, где потемнее. Когда они ушли, я развернул пакет и нашел в нем две пачки сигарет, зажигалку и записку, написанную по-французски. Сначала я прикурил две сигареты и перекинул ребятам в клетку напротив. Затем позвал соседа.
Он, просунув руку между железными прутьями, принимал от меня сигареты и передавал дальше. Я тоже закурил и принялся рассматривать записку. Света не хватало. Я скрутил жгутом оберточную бумагу и после нескольких попыток зажег ее. Быстро стал читать: "Держись, Папийон. Рассчитывай на нас. Береги себя. Завтра мы пришлем тебе бумагу и карандаш. Ты сможешь нам написать. Вместе до самой смерти". Как она меня успокоила, эта записка, как согрела мне сердце! Я не один. Со мной мои друзья, и я могу рассчитывать на их помощь.
Никто не разговаривал. Все курили. По количеству розданных сигарет я понял, что в клетках для смертников сидит девятнадцать человек. Да, меня снова опускают вниз по сточной канаве, теперь я в ней сижу по самую шею. Эти сестрички Господа нашего оказались сестрами дьявола. Не верилось, чтобы монахини - ирландка или испанка - могли выдать меня. И я-то хорош - поверил монахиням! А может, они ни при чем? Может, возница? Два или три раза мы неосторожно разговаривали по-французски. Мог он подслушать? Какое это имеет значение? На этот раз ты попался, петушок. Попался, и очень крепко. Монахини, шофер, матушка-настоятельница - да какая разница? Все хороши!
Вот и сиди теперь в этой вонючей дыре, с наводнением по два раза в сутки. Жара несусветная. Снял рубашку, затем штаны. Снял ботинки. Потом весь скарб повесил на решетку.
Пройти две с половиной тысячи километров - и на тебе, пришел! Ошеломляющий успех! Боже! Ты был так добр и щедр ко мне! Неужели Ты меня оставил? Боже праведный, не лишай меня Твоей милости. Ты сердишься на меня, о Боже! И поделом! Ты дал мне свободу. Самую прекрасную свободу! Ты дал мне даже не одну, а двух замечательных жен! И солнце, и море. И дом, где я был полным хозяином. Жизнь на природе, такую простую, но такую милую и спокойную. Какой уникальный подарок я получил от Тебя, о Боже,-свободу! Жизнь без полиции, судебного магистрата, без завистников и недоброжелателей вокруг. И я этого не оценил! Голубое море, временами почти изумрудное или черное. Солнечные восходы и закаты, когда все, казалось, перед тобой плывет в дивном прозрачном мареве. Жизнь без денег, но при наличии всего, что требуется человеку для жизни. У меня было все, но я отверг Твои милости с презрением гадкого человека и растоптал их. Чего ради? Ради человечества, которому на меня ровным счетом наплевать? Ради людей, которые даже не удосужились разобраться, есть ли во мне что-нибудь хорошее? Ради этого мира, который отвергает меня, не оставляя никаких надежд на будущее? Ради общества, которое стремится любой ценой стереть меня в порошок?
Ох уж и посмеются надо мной все эти сволочи, когда узнают, что меня снова поймали! Двенадцать вонючих ублюдков, или как их там, присяжных заседателей. Вшивый Полен, фараоны и прокурор! Разумеется, найдется какой-нибудь журналист, который сообщит эту новость во Францию.
А как же там мои родные и близкие? Порадовались, наверное, за меня, когда жандармы им сообщили, что я улизнул от тюремщиков. А теперь придется перестрадать все сызнова.
Я совершил ошибку, оставив свое племя индейцев. Я имею полное право называть гуахира своим племенем. Они меня приняли, они сделали меня своим. Я плохо поступил и заслужил наказание. И все же... Ведь не для того я бежал, чтобы увеличить индейское население Южной Америки. Боже праведный, Ты ведь должен понять, что мне суждено жить в обыкновенном цивилизованном обществе, и я хочу доказать, что смогу быть для него совершенно безвредным. Вот моя судьба - с Твоей ли помощью или без всякой помощи.
Я должен и постараюсь доказать, что я не худший из людей, а просто обыкновенный человек, не лучше и не хуже других для данного человеческого сообщества и для данной страны.
Я продолжал курить. Вода стала прибывать. Закрыла ступни ног.
- Черный,- крикнул я,- как долго вода стоит в камере?
- Зависит от силы прилива. Час, самое большее - два.
Я слышал, как некоторые заключенные сказали:
- Esta llegando. (Она прибывает.)
Вода медленно, очень медленно поднималась. Метис и негр забрались на решетку, свесив ноги в проход коридора, а руками обхватив два вертикальных железных прута. В воде послышался шум и плеск: большая канализационная крыса размером с кошку подгребала ко мне
Я вскочил на решетку, отвязал один ботинок и, когда она подплыла, с силой ударил ее по голове. Она выскочила в коридор и с визгом удрала.
- Ты уже приступил к охоте, француз? - спросил негр.- Если ты хочешь перебить всех, то никогда не кончишь. Лучше полезай на решетку. Держись за прутья и не волнуйся.
Я внял его совету, но железные прутья врезались мне в бедра, и я не смог долго выдержать такой позы. Я снял куртку с параши и привязал ее к прутьям решетки. Получилось что-то такое, на чем можно было сидеть. Теперь мое положение оказалось довольно сносным. Сидеть на решетке все-таки удобнее, чем висеть.
Вторжение воды, крысы, сороконожки, малюсенькие крабы, принесенные водой, были, пожалуй, для меня самым отталкивающим, самым угнетающим испытанием. Через час с лишним вода ушла, оставив после себя слой липкой жидкой грязи толщиной не менее одного сантиметра. Я надел ботинки, чтобы не месить босиком эту вонючую жижу. Негр бросил мне кусок доски, предлагая выгрести ил в проход коридора, начиная от лежака, на котором я буду спать, а затем от задней стенки камеры. На это занятие ушло полчаса, оно меня отвлекло от других мыслей. Я думал только об этом конкретном деле. Это уже кое-что. Теперь воды не будет до следующего прилива, то есть одиннадцать часов, так как она начинает прибывать через одиннадцать на двенадцатый. Уже можно обмозговать ее график: шесть часов на отлив и пять на прилив. Мелькнула довольно-таки абсурдная мысль: "Папийон, твоя судьба связана с приливами и отливами. Луна в твоей жизни играет важную роль, желаешь ты этого или нет. Прилив и отлив сослужили тебе верную службу, когда ты спускался вниз по Марони после побега с каторги. Точный расчет времени прилива и отлива помог тебе пуститься в плавание от Тринидада и Кюрасао. Причиной твоего ареста в Риоаче послужил отлив, который нарастал очень медленно и лодка не могла быстро выскочить в океан и уйти от погони. И вот ты здесь по милости прилива. Хочешь не хочешь, а это так".