Всё ещё прикрывая пах, мужчина встаёт. Вид его подтянутых ягодиц и крепкого пресса заставляет меня густо покраснеть.
Всё-таки не зря я пропустила поход в термы Баден-Бадена. Мой культурный код очень чувствителен к публичной наготе.
— This hotel actually has separate areas (В этом отеле действительно раздельные зоны отдыха), — сообщает он, берясь за ручку двери. — And right now, you’re in the men’s section (И прямо сейчас вы находитесь в мужской зоне). Меня, кстати, зовут Александр, — добавляет он на чистейшем русском. — И в Германии я был только проездом. А купальник у тебя очень красивый, я оценил.
2
Приглушённый свет настольного бра играет бликами в точёных гранях фужеров, из-за цветочной арки плывёт мелодия виолончели. Сегодня в ресторане обещан концерт живой музыки, которую обожает мама.
— Может, заказать шардоне? — задумчиво произносит папа, листая страницы меню. — К устрицам подойдёт идеально.
— Я доверяю твоему вкусу, — мама, невероятно красивая в своём шёлковом платье цвета металлик, расслабленно покачивает головой в такт мелодии. — Но, может быть, стоит дождаться Руднева, раз уж вы договорились поужинать?
— Ну так он мальчик взрослый — сам себе вино закажет.
— Чем он, кстати, сейчас занимается? Давно ничего о нём не слышала.
Я слушаю разговор родителей вполуха. Посещение СПА так сильно меня расслабило, что по возвращении в номер я моментально провалилась в сон и едва не опоздала на ужин. И даже сейчас голова немного ватная, а мысли заторможены. Возможно, тому виной джетлаг.
— Гордеев говорил, что у него несколько крупных строительных проектов в Европе и вроде имеется фонд частных инвестиций. Хороший он парень, порядочный.
Мама задумчиво крутит кольцо на безымянном пальце.
— Мне всегда казалось, что он жестковат.
— А разве бизнес ведут мягкотелые? Успешный — точно нет.
— Он женат?
— Развёлся вроде…
Не договорив, папа кивает в сторону входа:
— А вот, кстати, и он.
Оторвавшись от меню, я прослеживаю папин взгляд и чувствую, как щёки заливаются краской. Высокого темноволосого мужчину, уверенно идущего прямо на нас, я уже видела сегодня. Правда, тогда на нём не было ни этой безукоризненной белой рубашки, ни идеально сидящих брюк. На нём вообще ничего не было.
— Здравствуй, Саша, — папа поднимается со стула, улыбаясь, пожимает ему руку.
— Рад видеть, Вилен Константинович, — густой низкий голос заставляет меня втянуть голову в плечи и заметаться взглядом по столу.
— Вот только давай без отчества, — посмеивается папа.
— Без проблем.
Взгляд мужчины почтительно обращается к моей маме, затем перетекает ко мне. Тёмная бровь приподнимается, глаза сощуриваются в узнавании.
Моё сердце колотится, как у перепуганного зайца. И как нам теперь целый вечер провести вместе после того, как я видела его задницу?
— Каролина, я так понимаю? — ничто в его вежливой улыбке не выдаёт того, что несколько часов назад я бестактно нарушила его личные границы, приняв за носителя чужого культурного кода.
Шея плохо гнётся, но я всё-таки киваю, параллельно гадая, когда успела назвать ему своё имя.
— Ты помнишь, да, Саш? — посмеивается папа. — В детстве Лина к тебе на колени забиралась и грозилась, что, как повзрослеет, замуж за тебя выйдет.
Я торопливо тянусь за стаканом воды. Я домогалась этого мужчины, будучи ребёнком? Господи, ну что за день!
— Помню, — откликается мужчина, занимая стул рядом со мной. — Лет двенадцать прошло с тех пор, наверное.
Я чувствую на себе его взгляд, но повернуться не в силах. Вот же дёрнул меня чёрт надеть это платье. Какое-то оно слишком… голое.
— Пятнадцать, Саш. Каролине две недели назад двадцать исполнилось.
— Отличный возраст, — сдержанно замечает Александр. — Марку через месяц будет девятнадцать.
Любопытство берёт верх над смущением, и я всё-же заставляю себя повернуться лицом к собеседнику.
— А Марк это кто?
Теперь, без облака пара, я имею возможность как следует его разглядеть: тёмные глаза с редким миндалевидным разрезом, чёткая линия бровей, выпирающие скулы, волевая челюсть… Александра я совершенно не помню, но словам папы верю. Он напоминает киноактёра, так что нет ничего удивительного в том, что в детстве мне хотелось за него замуж.
Взгляд мужчины задерживается на моей щеке — на той, где родинка, — и возвращается к глазам.