Наконец, лифт отправляется вниз. Я заставляю себя сохранять спокойствие и потягиваю виски, в ожидании. Я даже не могу посмотреть в сторону стеклянного лифта, когда он поднимается, я еще не готов ее увидеть. Во-первых, я напоминаю себе, что мне нужно убедиться, что она не лжет о своем возрасте, она, вероятно, лжет о своей девственности, но мы разберемся с этим позже, только тогда я пойду за тем, что у нее в трусиках, но до тех пор я должен держать голову прямо.
Она входит внутрь в облаке духов, которые ей не подходят, но это меня не останавливает, я чувствую ее собственный запах под дешевым ароматом, чувствую запах ее кожи, натёртой лосьоном, запах ее недавно вымытых волос, запах ее гребаной киски, которая уже течет. Я поднимаю глаза, чтобы встретиться с ней взглядом. Тот же небесно-голубой взгляд, который я помню, смотрит на меня в ответ. Она немного выше, немного стройнее, у нее появилось еще несколько веснушек, но это та же самая невинная, милая маленькая девочка, которая была так увлечена мной при первой встрече.
Только теперь она одета в рваные чулки в сеточку, а сверху невероятно обтягивающее, невероятно короткое платье. Платье черного цвета с корсетным лифом. На ногах у нее черные кожаные сапоги. Она гребаное воплощение невинности и похоти, каким-то образом сочетающихся, и просто того, что она находится в футе от меня, уже достаточно, чтобы мой член потёк под шелк моих боксеров.
— Привет, — говорит она с яркой улыбкой. У нее есть щель между передними зубами, и она потрясающе красива, просто великолепна настолько, что аж, больно смотреть не задыхаясь.
— Привет, Вила. — Каким-то образом мне все еще удается сдерживаться, когда я указываю ей на место передо мной. — Я рад, что ты меня помнишь.
— Как я могла забыть? — Она мило улыбается, но я вижу что-то расчетливое в ее глазах, что-то, что говорит, что она знает, как обвести мужчин вокруг своего пальца.
— Ты помнишь мое имя?
Она кивает.
— Рафаэль Сантино.
— Ты искала меня после той ночи?
— Это имеет значение? — Ее глаза искрятся озорством. — Ты разыскал меня, не так ли?
— Я должен был. — Я опрокидываю свой напиток и ставлю стакан обратно, прежде чем повернуться к ней лицом.
Она не прокомментировала мой шикарный офис или окна от пола до потолка, из которых открывается чертовски потрясающий вид на город. Впечатлена она или нет, Вила хорошо это скрывает. Интересно, не жалеет ли она о той сумме денег, которую согласилась принять?
— Ты доказала, что… можешь отвлекать на протяжении многих лет.
— Отвлекающий маневр? — Ее надутые губы все еще выглядят как у маленькой девочки. — Я думала, что, по крайней мере, предоставлю тебе приятное развлечение. Я не могу представить, что твоя жизнь очень бурная, Рафаэль.
Она мурлычет мое имя, и я ухмыляюсь ей.
— Что ты знаешь о моей жизни, Беда?
— Хватит.
— Скажи мне.
— Ну… — она постукивает пальцем по подбородку, улыбаясь. — Я знаю, что ты помолвлен.
Тысячи слов хотят слететь с моих губ, но я не произношу ни одного из них, просто смотрю на нее сверху вниз. Я мог бы сказать ей, что это договоренность. Я мог бы убедить ее, что у меня нет чувств к Элизе. Я мог бы даже доказать, что мы не трахаемся, но я не хочу. В конце концов, это всего лишь предоставленная услуга и оплаченная транзакция, не так ли?
— Я знаю, что ты успешен, хотя об этом было нетрудно догадаться. — Она расхаживает по моему кабинету с ехидной улыбкой. — И я знаю, что ты изменяешь своей невесте.
— Это должно быть секретом? — бормочу я, наклоняясь над своим столом. — Значит, ты внимательно следила за мной, да, Беда?
— Можно и так сказать. Когда что-то меня интересует, я прилагаю усилия, чтобы обратить внимание на все, что этого касается.
— И что у меня есть такого, чего ты жаждешь, Беда? — Ухмыляюсь я. — Мои деньги?
Она качает головой. Я, блядь, чувствую, как между нами летят искры. Мой член невероятно тверд, и я хочу поскорее покончить с этим, чтобы я мог погрузить его в ее сладкую киску и сделать ее своей, но Вила еще не закончила, она наклоняется через стол, пока мы почти не соприкасаемся.
— Мне нужны не твои деньги, — мурлычет она.
— Тогда что? — Мои слова касаются ее губ с каждым моим вздохом. Я, блядь, изо всех сил стараюсь не нарушать здесь свои собственные правила.
— Твой член.
Она целует меня.
Ее губы мягкие и раздражающе недостаточно близко. На вкус она как жевательная резинка. Я знаю, что в этот момент, когда наши губы соприкоснулись, я уже проиграл свою битву.
Здесь есть что-то, неоспоримая связь, которую ни один из нас не может игнорировать. Я чувствую это в каждом ударе сердца, когда она рядом со мной, в том, как ее губы произносят мое имя, и я проглатываю слово целиком, с ее губ, в мои. Черт. Мой член сейчас прорвется сквозь штаны с такой гребаной скоростью, но она резко отстраняется. Ее губы блестящие и влажные, и теперь она избегает моего взгляда.
— Извини. Я не должна была этого делать.
— Почему бы и нет? — Возражаю я. — Ты ведь для этого здесь, не так ли?
Она не отвечает, просто снимает с себя маленькую кожаную куртку. Она сидит передо мной в этом грешном маленьком платьице, чулках и этих развратных ботинках, сирена, готовая разбить мое гребаное сердце. И я впустил ее прямо сюда сам. Блядь, сам дал ей молот, чтобы она могла разнести меня на куски.
— Ты хочешь, чтобы я разделась? — Спрашивает она.
— Как ты обычно это делаешь?
— Ты у меня в первый, — улыбается она.
— О? — Я не могу удержаться от громкого смеха. — Почему я, я твой подопытный кролик?
— Ну… надо же с чего-то начать. — Ее глаза мрачно сверкают. — И я знаю, что ты хочешь меня. Так почему бы и нет?