Сел на табурет, чай еще был теплым. Замерев, я сидел все на той же табуретке, что и тогда, лет семь назад. Окошко было приоткрыто, за ним плакал дождь, и в четыре голоса пели разные птички. За окном была часть серой стены школы, скошенная трава, в ней – одуванчики желтым горошком, дорожка, дождем промокшая, и лес вдалеке изумрудной полоской, а перед ним – все зеленое поле.
О, я помнил этот вид. Помнил, как искал в тяжелых грозовых облаках ящероподобных богов, грозных титанов, гигантских пегасов, красивых драконов.
Однажды в облаках углядел чье-то спокойное лицо. Оно быстро спряталось, кажется, немного улыбнувшись. Сейчас я вижу только серое полотно. Уже много лет прошло со дня моего рождения, и я мог называть себя взрослым: взрослые имеют стабильность, деньги и ряд убеждений. У меня это все было, а еще кое-что, кажется, понимал сверх меры. То, например, что взгляд трезв только у ребенка: остальные пытаются напоить.
Глава 3:“Эта любовь твоя беда”.
Сидя на окне, я смотрел, как в сумерках растворяются силуэты. Прохожие мелькали, а я все смотрел и видел в отражении знакомую фигуру Веры, освященную лампой. Она будто лучилась: от искрящийся улыбки до невесомости в движениях. Такую легкость я наблюдал лишь однажды: во дворе мальчишки теребили голубя, а он, рванувшись со всех сил, взлетел, и с бирюзы небес, порхая, спускалось оставшееся от него перо. Птицы уже не было, а оно кружилось, то взмывая к солнцу, то замирая над головами задир.
Так и она застывала в задумчивости над очередной безделушкой. В этот момент фигура приобрела вид античной богини: лоб нахмурен, брови сдвинуты, ресницы не шевелятся, но всё лицо исполнено блаженства, и руки простерты, словно в твоих объятиях сам Амур! Из забвения тебя вырвали часы, боем известившие о наступление полуночи. И всё в комнате перевернулось вверх дном. Мы начали танцевать, оставляя чемоданы в прошлом.
Раз-два-три, ситцевое платье в чёрный цветок поднимается волнами.
Раз-два-три, золотистые локоны подпрыгивают на бледных плечах.
Раз-два-три, огоньки пляшут в девичьих глазах, пытаясь попасть в наш ритм.
Раз-два-три, вальс с тобой – лучшее начало любого дня, с ним твой отъезд кажется чем-то отдаленно – нереальным.
Сколько времени прошло и сколько ещё впереди, прежде чем я увижу тебя, но чувствую, что ты не та, с которой мы танцевали на чемоданах. Теперь ты взрослая, без чертовски привлекательного огонька в бирюзовых глазах – несколько раз до меня доносились вести о твоих проблемах.
– Это конец…
– И что будет с нами? – солнечная девушка смотрела мне в душу
– Очевидно же, сгниём здесь.
– И ты ничего не изменишь? – нагнетала она.
– Надеешься что-то изменить? – я усмехнулся. – Что? Не нравится загибаться тут на пару со мной? Заодно, узнаешь, как умирают опасные для общества, сама виновата, наслаждайся!
– Из-за меня? Хо-хо, нет, друг, ты ведь сам попросил меня о помощи – может, и умрёшь, а я просто уйду к другому такому же больному психу. С вами всегда весело.
– Проваливай.
– Эй, ну не надо, только ты не молчи, мне ещё этого не хватало, думаешь, ты первый? – девушка обвила парня со спины. – Хе, нет уж, и не таких ломали, – Э-эй, ну ты же не можешь молчать вечно! Три часа прошло с того момента, как ты начал пялиться в угол.
– Да что тебе надо, чёрт возьми?
– А я о чём говорила, и не таких раскалывали. Вас, людей, вечно что-то да не устраивает, то на работе на вас орут, то им кофе невкусный, то жена у соседа красивее, а тут его и кормят, и поят, а он недоволен. Типичный потребитель, так вроде модно сейчас говорить
– Ты опять отвлекла меня, чтобы читать морали?
– Можно подумать, ты был занят чем-то важным.
– Да, молился, – стиснув зубы, произнёс парнишка.
– Подумать только! Как всё просто оказывается! Всю жизнь греши, плюй на людей, а перед смертью просто исповедуйся! Ты, правда, думаешь, что Он послушает тебя и отворит пред тобою врата рая? Нет уж, раньше нужно было думать!
– Я люблю ее. Помоги мне…
– Эта любовь тебя убьет, пойми!
–Когда плывешь во мраке лимба из ниоткуда в никуда, хотелось бы причалить у нужного берега.
–Кто одинок, а ты покинут. Хорони былое, что тебя хоронит!
– Я обречен.
– Дурак. Ты видишь в омуте весну и тонешь в нем.
– Меня не пугает рай или ад, подари мне день с ней!
– Идиот…
Гудки неровно растекались и отдавались эхом в стенах подъезда. Наконец, я услышал сонный голос на другом конце линии.
– Кто?..
– Привет.
– Ты совсем больной что ли? Я третий твой номер за полгода блокирую! Хватит!