Если единственный способ существовать в этом мире – бороться, кусаться, доказывать, соревноваться, биться, – то мы отказываемся от этого мира. Такой мир нам ни к чему. Мы не станем за него сражаться. И держаться тоже не станем.
Мотивация рождается тогда, когда есть цель. Нас убеждают в том что высшая цель – жизнь и успех в этой жизни. И за них – за жизнь и успех – нужно биться. Но такая жизнь не является целью для нас. Отсюда и полное отсутствие мотивации.
Мы отказываемся от этого мира, если его неотъемлемой частью является битва и взаимное уничтожение. Нет, наша позиция – не непротивление злу насилием, ибо она предполагает противление и борьбу в иных формах. Наша позиция глубже, она имеет онтологические основания. Ничего общего не имеет она и с христианским или каким бы то ни было иным смирением. Мы не смиряемся. Никогда. Мы не принимаем эту реальность такой, какая она есть. Это не смирение, это тотальный протест. Протест всем образом жизни, мышления, намерения. Протест. Но не бунт.
Наша позиция иная. Жизнь не является для нас высшей ценностью и целью. Человечество должно наконец понять, что наша цель и ценность – познание и чистое творчество на основе полной свободы и безопасности. И если такая форма бытийственности, как жизнь, не обеспечивает актуальность наших целей и ценностей, то жизнь нам ни к чему.
Мы не станем биться до последнего, сражаться за жизнь, за каждый глоток воздуха, потому что это не то, что имеет для нас значение.
Наш потенциал, наш дар, наши силы и интеллект не предназначены для растрачивания впустую в бессмысленной и бесплодной борьбе. Они – для другого. Для другого мира. И пока нет того мира, мы отказываемся существовать.
Пусть скажут нам, что мы должны построить сначала тот мир, чтобы иметь потом право быть в нём свободными и творить. Но это исходная сущностная ложь нынешнего мира. Мы ничего никому не должны. Мы – это дар. То что мы несём в себе – бесценно, и мы не должны доказывать миру, что это так. Если мир не готов к нашему воцарению, мы просто тихо уходим. Не потому что мы слабы и безвольны, а потому что мы не для этого мира, потому что, вступая в борьбу, мы лишь бесцельно и бессмысленно растратим свои силы, так ничего и не добившись.
Мы не просим, не молим этот мир о свободе творить и познавать, о безопасности и кооперации. Мы не информируем мир о том, каковы его перспективы и будущее. Мы просто хотим донести, почему не желаем жить в этом мире и отказываемся даже дышать в нём сверх того, что обеспечивается автоматизмом биологической оболочки.
Мы не будем биться, мы не будем соперничать и доказывать миру, что нужны ему. Но и мир должен оставить иллюзию, будто нужен нам. Нам не нужен никто и ничто. Но это является частью, или ценой свободы. Только безопасность и свобода – не нужда, а необходимые предпосылки нашего бытия. Пока их нет, и нас нет.
Мы – поколение, отказывающееся от борьбы. Мы не отступаем перед опасностью, сломленные страхом. Просто опасность обессиливает (лишает силу смысла) нас, поскольку она бесконечна, а каждый из нас в отдельности – конечен и ограничен. Мы не будем стоять в смертельном поединке лицом к лицу с этим миром. Нет. Мы обречены и эта борьба не только бессмысленна и абсурдна, она – тупа и не имеет никакой ценности. Мы не станем бунтовать. В бунте нет ни выхода, ни попытки, ни порыва, ни намерения. Мы просто уходим в молчании и равнодушном созерцании.
Нам всё равно. Это не отчаяние, не опустошение. Это трезвый взгляд пустоты, которая не видит возможности воплощения. В этом нет ни боли, ни трагедии, ни страха. В этом нет даже равнодушия. Это полное отсутствие отношения.
Мы придём в тот мир, в котором и когда не будет существовать опасность. Можно будет двигаться вперёд и расти, а не топтаться на месте, сражаясь за то, что никому не принадлежит. В том мире, где силы не нивелируются, бесконечно сталкиваясь друг с другом, мы сольёмся в бесконечную мощь, и усилия обретут смысл. В том мире будет ясно, что мы не бессильны и не безвольны. И мы будем делиться с миром тем, что в нас есть.
Пустота слишком неустойчива, положение познающего и творящего всегда так шатко, что невозможно на что-то надеяться в мире, который лишь рвёт пустоту на части, отказываясь от срастания с ней, проникновения в неё.
Мы станем только в мире, где страху в принципе нет места, где будущее дружелюбно, потому что никто не пытается его поделить.
Мы отказываемся существовать в мире, основой которого является тупая бойня в ограниченном пространстве, не дающая вырваться из кровавого месива и освободиться никому.