- Не понял. А как же гастроли, запись новых дисков?
- Я вообще петь больше не буду. Не смогу, - тихо сказала Даша.
- А когда мы вас все-таки услышим снова? - настаивал небритый.
- Не знаю. Может быть, и никогда.
Предусмотрительный Михаил Семенович уже давно прислушивался к эксклюзивному интервью. Услышав финал, подскочил, отечески обнял Дашу, по-братски похлопал по спине газетчика. Всех успокоил:
- Неудачное время ты выбрал, Гена, для вопроса о планах. Не видишь, что ли, какая она после всего происшедшего. Успокоится наша девочка, отдохнет, отоспится, вот тогда и поговорим о творчестве. А пока - врежем по самой малости, Гена, а? Федьке в завтрашний номер интервью сдавать, телевизионщикам материал к вечернему эфиру готовить, а ты можешь позволить.
- Поминки, что ли? - осведомился Гена. - По кому?
- По всем сразу! - разошелся Михаил Семенович. - По парню, по девице, по нашим иллюзиям, по вашим амбициям...
- Стоп, - остановил его Гена. - Уже хамишь.
- Иди ты? - искренне удивился Кобрин.
* * *
Напились сильно и быстро. Впервые по возвращении из Германии участвовавший в лихорадочной российской пьянке и по простодушию не пропустивший ни одного тоста, Константин сломался первым. Сначала все дружно решили уложить его здесь же, в одной из роскошных спален, но он то покорно соглашался, то бурно протестовал, чем безумно мешал продолжать застолье. С трудом добившись от него адреса, неугомонный и заботливый Михаил Семенович повелел трезвому на всякий случай водителю "линкольна" отвезти выдающегося футболиста домой. Сопроводив малоуправляемого Константина до пятого этажа элитного дома, в котором за огромные деньги была куплена трехкомнатная квартира, водитель проследил за тем, как футболист открыл дверь, как вошел в квартиру, как улегся на диван, и с чувством исполненного долга вернулся на Ломоносовский.
Проспав три часа, Константин не столько проснулся, сколько очнулся во мраке и тоске неполного протрезвления. Самое отвратительное было то, что за окном еще царил пронзительно светлый для больных глаз день. Почувствовав, что спать больше не сможет, а существовать в реальном мире нестерпимо, он поспешно наполнил ванну очень горячей водой и, содрав с себя одежду, бухнулся в этот обжигавший кожу водоем. Стало лучше, а затем вроде как бы и хорошо. Он лежал, рассматривая зеленоватую воду на уровне глаз, и размышлял о жизни. Но ни до чего не додумавшись, вспомнил вдруг один из афоризмов первых лет перестройки, который красовался на здоровенных, всюду продаваемых значках-пуговицах: "Тут вам - не там!"
4
Оказалось, он был красив. Высокий лоб, большие добрые глаза, хорошей линии нос, пропорциональный подбородок с ямочкой. Он застенчиво улыбался с фотопортрета в черной рамке, который осторожно несла скромная женщина молодых лет.
На этом старом московском кладбище у семейства Горбатовых был в столетнем владении целый палисад, начало которому положил своей смертью в 1889 году купец первой гильдии Исай Иванович Горбатов, проживший всего-то пятьдесят семь лет. Сын, Платон Исаевич, поставил на его могиле громадный мраморный крест, рядом, через десять лет, уложил, под крестом поменьше, мать и сам улегся поблизости в 1912 году, уже под ангелом. Советские Горбатовы удостоились гранитных стел с надписями и малозаметными для бдительных глаз крестиками под ними.
Отпели Даниила Горбатова в кладбищенской церкви и понесли к родовому палисаду. Тогда-то и увидели его портрет Дарья, Михаил Семенович и Константин. Дарья решила бесповоротно быть на этих похоронах, и Кобрину с Ларцевым пришлось ее сопровождать.
Если Москва уже нетерпеливо ждала близкого лета, то кладбище еще жило в ранней весне. У подножий оград и памятников под прикрытием безлистных черных веток кустов и деревьев прятались от солнца островки крупнозернистого сине-серого снега, от которых тяну ло сырым нездоровым холодом. Шестеро несли гроб, восемнадцать шли следом. Дарья старательно всех пересчитала. Редел горбатовский род.
У свежевырытой могилы постояли недолго в молчании. Потом очень похожий на Даниила (только значительно старше), хорошо одетый мужчина негромко сказал:
- Прощай, Даня, и прости всех нас.
Кивнул равнодушным полутрезвым могильщикам в резиновых сапогах, и те опустили гроб в яму. Мужчина бросил первую горсть земли. За ним в очередь проделали это все присутствующие. И Дарья. И Константин. И Михаил Семенович. Самое скорбное лицо было у Кобрина. Звякали о комья еще не оттаявшей земли лопаты. Кладбищенские умельцы выровняли могилу, воткнули в землю портрет на палке и, получив свое, ушли удовлетворенные. Видимо, расплатились с ними как надо. Венков не было. Четыре интеллигентные дамы пристроили к холмики живые цветы в заранее припасенных банках.
К выходу с кладбища потянулись цепочкой, и те, кто были последними, стали первыми. Первыми шли Михаил Семенович, Константин и Дарья. Они уже подошли к своему "линкольну", когда к ним обратился похожий на Даниила мужчина:
- Господа, не могли бы вы задержаться на минутку?
- Слушаем вас, - за всех ответил Михаил Семенович.
- Я, собственно, к Дарье... - Мужчина вопросительно замолк.
- Васильевне, - быстро подсказала Даша.
- Разрешите представиться. Я - брат Даниила, Кирилл Евгеньевич Горбатов.
- Очень приятно, - опять ответил за всех Михаил Семенович.
- Вероятно, я ненужно искренен и навязчив, - начал Кирилл Евгеньевич, - но некоторые обстоятельства жизни и смерти брата не дают мне покоя. Я должен, я обязан в этих обстоятельствах разобраться.
- Каким он был, Кирилл Евгеньевич? - вдруг перебила его Даша.
- Он - сирота. К величайшему сожалению, мы очень рано потеряли родителей. Мне тогда уже поздно было быть сиротой в двадцать пять лет, а он был настоящим сиротой. А я так и не смог заменить ему родителей.
- Я немного не о том...
- О том, о том! - заверил ее Кирилл Евгеньевич. - В сиротстве и его характер, и способ мышления, и метанья от неустойчивости, и неверие в свои силы, и безоглядное стремление к истине вне себя, к поиску идеала в реальной жизни, которой он боялся. Но он нашел свой идеал. Вас.
- Ну, знаете, это слишком сложно для меня, - призналась Даша.
- Он мог бы стать замечательным художником, - не услышав ее, продолжал Кирилл Евгеньевич. - Он, в отличие от меня, блистательно учился в художественном училище, поступил в институт, но на втором курсе бросил его. Из-за вас, Дарья Васильевна.
- Я знаю, - холодно согласилась с ним Дарья.
- Да не в этом дело! - вскричал Кирилл Евгеньевич и беззвучно заплакал. Но тут же вытер слезы носовым платком и повторил: - Не в этом дело.
- Тогда в чем же? - спросила Дарья.
- Я хочу, чтобы те, кто спровоцировали Даню на этот шаг, были изобличены и наказаны.
- Да вы что?! - простодушно удивился Михаил Семенович. - Дело наверняка закрыто милицией. Преступление раскрыто. Жертва, к сожалению, мертва, но убийца тоже, пардон, наказан. Правда, может быть, сверх всякой меры, но по собственной вине. Ни один мент больше и пальцем не пошевелит.
- Я знаю, - сказал Горбатов-старший.
- Простите за нескромный вопрос, - неожиданно для всех и отчасти для себя вступил в разговор Константин. - Ваш брат был психически неуравновешен?
- Да, - честно признался Кирилл Евгеньевич.
- И легко внушаем? - полуспросил, полудогадался Константин.
- Да, - повторил Горбатов и с горечью прибавил: - Только, к сожалению, не с моей стороны.
- Как он оказался в том городе? - продолжил допрос Константин.
- Не знаю.
- Откуда у него пистолет?
- Не знаю.
- Костя, зачем тебе все это? - тихо поинтересовалась Даша.
- Не знаю! - зло повторил Константин горбатовский ответ и вновь спросил: - Вы хорошо знакомы с окружением брата?
- У него не было окружения. Он был одинок. Совершенно.
- А девицы? - не выдержал, встрял в разговор Михаил Семенович.
Кирилл Евгеньевич не ответил. Он посмотрел на Дашу.