— Послушайте, — чувствуя как адреналин жгет вены, очень ровно начинаю я, понимая, что истерика только подстегнет их охотничий инстикт. Понимая это, и все еще наивно надеясь, что не случится… худшего, — у меня телефон новый. В том месяце только купила…
Воздух сгущается, становится каким-то вязким и тягучим. Внутри все замирает и лишь сердце все еще пытается пробить грудную клетку. Я сжимаю пальцы на клатче, сжимаю до отчетливой боли, но она ни капельки не трезвит сознание неуклонно сдающее позиции ужасу. Бросаю взгляд на парковку, все такую же пустынную, чувствую, как пересохло горло. Абсурд какой-то. Там же люди, невдалеке совсем. Я же буду кричать, эти трое не могут этого не понимать. Но тишина между нами, едва не звенящая от моего напряжения и их саркастичного ожидания ясно говорила, что им глубоко плевать, что там, у клуба есть люди. Их трое, они сильны и опасны и мы все, и я и они это прекрасно понимаем.
Невольно отступаю на полшага назад, они тут же сокращают расстояние, вынудив меня лихорадочно осмотреться в поисках хоть какого-то оружия. В клатче только кошелек с картами, телефон и ключи. Ключи! Хоть как-то может сойти за оружие. Хотя, оглядывая еще раз всех троих широкоплечих парней, которые были по минимальным прикидкам выше меня на голову, я понимаю, что конечности мне переломают раньше, чем я запущу руку в клатч за ключами.
— Как скучно. — Тихо резюмирует вожак, и под дружный гогот остальных продолжает, — телефон у нее есть. У нас тоже есть. Что еще предложишь, м? — от сального блеска в его глазах кровь в жилах застывает. Внезапно его взгляд опускается на мое запястье, — о, может это?
Я инстинктивно прослеживаю за его взглядом. Браслет. Обычный плетеный браслет из бисера. Его подарила мне Лана спустя четыре месяца интенсивной терапии. На занятиях с психологом, занимавшимся с ней арт-терапией и разработкой мелкой моторики, помогающей активировать речь, Лана сплела этот браслет. Простенький, из нескольких крученых лесок, на которые были нанизаны разноцветные бусины вперемешку с бисером. Простая вещь, но самая дорогая в мире, потому что когда она протянула его мне, то впервые произнесла слово. «Возьми». Впервые за четыре месяца. Тогда психиатр уже советовал начать готовиться к худшему. Я помню, как едва сдержалась от того, чтобы не разреветься в голос. Но все же сдержалась, потому что нельзя показывать негативные реакции ребенку, а слезы, даже от радости, ребенок, испытавший такой постстресс мог отнести к разряду негативных… Лана тогда застегнула у меня на запястье браслет обняла и расплакалась. Впервые с момента гибели мамы…
— Я не могу… — пересохшими губами произношу я, не в силах отвести взгляда от браслета, и, зажав его ладонью второй руки, поднимаю взгляд глядя на ублюдка серьезно и из последних сил спокойно, — я не могу… это бисер, он ничего не стоит… — с моих губ едва не срывается «для вас», — Пожалуйста, я прошу вас. Вот, — протянула им клатч, — там карты, пароль на всех 4569, телефон…
Но клатч никто из них не берет. Тот, что сказал про браслет, нехорошо усмехается и одним движением выбивает у меня из руки клатч, отлетающий куда-то далеко в сторону, и тут же перехватывает мою руку одновременно сдергивая браслет.
— Отдай! — вырывается с задушенной яростью страхом. Я, не вполне осознавая, что делаю, метнулась к нему, не отпуская взглядом руку с зажатым браслетом. — Отдай, тварина!
Под дружный издевательский смех меня толкают откуда-то сбоку с такой силой, что я теряю равновесие. Но упасть не дают. Грубые, мужские руки перехватывают почти сразу. Сжимают до боли плечи, рывком дергают, чтобы прижать к своей груди. Страх накрывает разум. Я понимаю что всё, точка невозврата пройдена, еще до того, как чувствую, что меня начинают волочить прочь. И только тут кричу. Изо всех сил и ужаса. Громко и иступлено. Что именно кричу, я не знаю, момент не отпечатывается в сознании. Да и рот мне почти сразу до боли стискивает чья-то ладонь, а вторая закрывает глаза.
Я начинаю брыкаться изо всех сил, лупить руками и ногами во все стороны, приглушенно воя, но ожидаемо, что мое сопротивление никем не воспринято серьезно. Кто-то смеется, а кто-то матерится, когда я все-таки задела коленом чье-то бедро.
— Эй! Эй, что происходит?! — кричит кто-то со стороны парковки. — Эй, я вам говорю! Парни сюда!
Трое ублюдков, которая меня держат тотчас же бросают мое сопративляющееся тело в пыль дороги и бегут прочь, на ходу перекрикиваясь и переругиваясь.
Я, тяжело дыша и смаргивая застилающие глаза слезы, тихо вою в неверии, что все закончилось и тупо наблюдая, как со стороны парковки ко мне бегут люди.