Подписываю. Отдаю ему, стараясь на него не смотреть. Он берет бумаги и пальцы снова касаются моих. Стискивают их и опускают мою руку с бумагами на стол. Дразняще пробегаются по кисти и сжимают ее основание. В голову ударяет горячая кровь, омывая мозг, который все никак не может проанализировать происходящее. Понимаю только одно — мне нельзя сейчас смотреть на него. Нельзя смотреть ему в глаза. Иначе я не смогу вообще… ничего. То, что внутри сквозит через трещины сразу в кровь, уже не просто отравляет, а пытается поднять мое тело и заставить сделать шаг к тому, кто совсем не против этого. И не против того, что я хочу с ним сделать.
— Ваш кофе. — Голос Алены, но нажим его пальцев не ослабевает. Понимаю, как все это выглядит со стороны, это должно привести меня в себя, но не приводит, поэтому на него все еще не смотрю. — Вам принести плед? На улице прохладно.
Да скройся ты уже — мысли злые, диктуемые… похотью. Его нажим еще сильнее. Его отказ для Алены тише, чем обычный его голос. Алена удаляется, я вижу это, потому что упорно смотрю в сторону бара, пытаясь справиться с собой. И проигрывая. Воспоминание о его губах, о жаре его тела, о силе рук… кормят силой и огнем все то, что я пытаюсь загнать в клетку.
— Посмотри на меня.
Голос властный, но с парадоксальным вплетением просительных ноток. Мне не просто тяжело переносить, мне даже сидеть уже тяжело, потому что внутри все… огнем полыхает.
— Отпусти. — Брошено мной сквозь стиснутые зубы.
Последний сильный нажим и его рука отстраняется. Но ожидаемого не произошло — пожар, сжигающий меня и мои знания о себе и людях не угасает, пусть и становится слабее. Смотрю, как Гоша за баром готовит очередной коктейль, Алена и Света вертятся у кофе машины. Смотрю на них, обслуживающих кафе, где тьма народу и никак не могу понять, что происходит со мной, когда Зорин хотя бы просто находится рядом. О том, что творится, если он меня касается, даже думать не хочу, потому что низ живота требовательно тяжелеет. И меня совсем не волнует что вокруг столько свидетелей. Если он снова меня коснется… меня снова не будет интересовать то, что вокруг люди. Дикость.
— Можно вопрос? — произносит он и не дожидается моего ответа, — к чему так себя подавлять? Я что девственница на выданье, что ли? И меня нельзя… соблазнять?
Перевожу на него удивленный взгляд и отмечаю, что он раздражен. Раздражен тем, что видит все, и что я не собираюсь… падать во все это.
— Или считаешь меня одним из тех мудаков, которые заливают, ну ты, типа, со мной будь, у меня жизнь не сахар к тому же я уже развожусь?
— Чего? — переспрашиваю я, откидываясь на спинку диванчика и глядя в его потемневшие глаза.
— Ну, черт знает, Оль. — Недовольно смотрит мне в глаза. — Либо ты считаешь, что я из категории слабых и униженных, типа на жалость давлю, мол, беда с бизнесом, пожалей меня. Тогда твое сопротивление понятно. Либо ты считаешь меня из тех недомужиков, говорящих, что я же развожусь, так что вперед и с песней, а на деле недомужик в крепких семейных обстоятельствах, просто погулять захотелось. Ты меня таким считаешь. Потому и твой немой отказ. Вот что-то из этих вариантов, да?
— Нет. — Пораженно возражаю я.
— Тогда Игорёша. — С тенью вины и стыда. Взгляд в сторону, пальцы за сигаретой. — Здесь осуждать сложно. Как и возражать. Все понятно.
— Саш, что ты несешь?
— Созидание. Ну, знаешь, строительный бизнес направлен на созидание. — Глумливо хохотнул, стряхивая пепел на разложенную на столе салфетку. — А так, кидаю варианты, по которым ты мне никак не хочешь дать зеленый свет.
— Потому что… — теряются мысли о сомнительности сделки, о слабой вере в людей, о том, что я вообще не понимаю кто он, и самое поганое — кем я становлюсь рядом с ним, губы выдают незначительное и такое идиотское, — может ты вообще маньяк.
— Абсурд. Кто угодно, но не маньяк. — Усмехается, взгляд на мгновение подергивается туманом, тем самым, что клубился на дне его глаз, прежде чем у него сорвались тормоза. — Знаешь, что-то и правда прохладно.
Я только хотела окликнуть Алену, но он встал и пересел ко мне на диван, нагло и по хозяйски обняв за плечи.
Снова его запах, спаявший мои губы, готовые выдать протест. Парфюм… Том Форд тобако ваниль — наконец понимаю я. Запах одуряющий просто, изысканный, искушающий, на грани… сахар и горечь, зависит от того, на какой ты грани, чтобы воспринять ту или иную сторону. Зорину подходит идеально, он прямо воплощение этого аромата. Пульс ускоряется, дыхание на миг замирает, когда его пальцы чуть сжимают мое плечо.