Я и разговаривал с ним, и объяснял, и бил почти до потери сознания. Не помогало. Все становилось только хуже. Я съехал с квартиры обратно к родителям, потому что более-менее его контролировал. Правда, исключительно мордобоями, но родители никогда на нас руку не поднимали и даже несмотря на ебанутое поведение Игоря сделать это не смогли. Одновременно я продолжал учиться. Пиздец случался только тогда, когда меня дома не было, и прекращался с моим возвращением.
Я пробовал жить с ним отдельно от родителей. Тогда я второй раз его чуть не убил, потому что он уже намеренно, пока меня не было, влип в неприятности, а потом позвонил родителям и они, разумеется, его вытащили, чтобы получить в расплату новый скандал. Потом он попытался демонстративно суициднуться на глазах матери, доведя ее этим до нервного срыва, а потом, когда он хотел свалить из дома, а она попыталась его остановить, он ее ударил… я тогда в третий раз чуть его не убил, но папа вовремя с работы вернулся, оттащил меня.
Мы все, кроме Игоря, понимали, что это уже все, точка невозврата. Отец отдал мне филиал в этом городе, знаешь, негласный такой обмен на семейное спокойствие. Я работал как ишак и деньги у меня появились. Игорь мгновенно утратил интерес к родителям. Сначала я давал ему, как бы откупаясь… когда времени больше стало, пробовал перевоспитать, только все уже… поздно. Ну и хули мне делать? Он мой брат. Он единственный мой кровный родственник, какой-никакой… Но Игорь не понимает хорошего отношения, а у любого человека есть предел терпения. И на днях он мой предел переступил. Я ж ему руку тогда пробил, а он деньги взглядом не отпускал… И, сука, иногда меня посещают грешные мысли… А потом как будто отпускает, и в голове снова — он же брат, он же мой родной человек … Но тогда… блядь, вот говорю и сам себе не верю. Знаю же, что пройдет время, я остыну и снова ему и денег дам и врачей оплачу… Какой-то порочный круг и хуй знает что с этим делать. И что я вообще делаю…
Что делаешь? — мрачно думаю я, глядя в его профиль. — Любишь. Любишь его, несмотря на то, что он такой любви не достоин. И едва ли когда-либо вообще будет достоин хотя бы сотой ее части. Впрочем, любви вообще сложно быть достойным. Особенно такой.
Но я смотрю на Зорина, бледного, напряженного, не отрывающего взгляда от тлеющего конца сигареты в пальцах левой руки сжимающей руль и понимаю только одно — что он любит и предан твари, нещадно этим пользующейся. А это ведь частый сценарий у жизни. Снова звонок. Берет трубку и безумно устало отвечает.
— Да… жди. Сейчас приеду. — Отключается, и не глядя на меня, тихо, очень виновато произносит, — Оль, я не знаю, что это сейчас было… И мне вообще не следовало об этом говорить. Прости. Я каждый раз пытаюсь сделать что-то, а выходит…
— Какая-то лажа. — Заканчиваю его цитату, сказанную тогда, в ресторане. Когда я пришла поблагодарить его за браслет. Заканчиваю эту фразу и тянусь на сидении, обвивая его шею руками и притягивая голову к себе.
Поцелуй. Такой щемящий. С примесью горечи из-за его чувства вины. Осторожно, будто боясь сделать что-то не так, обнимает меня за плечи, притягивая к себе, но мешает широкий подлокотник. Чуть отстраняется, но в глаза не смотрит, прячет в сени ресниц что-то, что мне видеть не полагается. Пальцы осторожно оглаживают мои плечи.
— Ты знаешь… ты позвони мне, Оль. — Прикрывает глаза, и касается губами моего виска. — Когда сама решишь. Я просто… не смогу. Столько вывалил, сам не знаю зачем. Все вообще должно было быть по другому. Просто не знаю, зачем я так… никому никогда этого не говорил… Не знаю зачем, правда… — Рвано выдыхает и откидывается на сидении, прикрывая глаза. — Позвони мне. Не из жалости. Только не из-за нее, прошу тебя. Просто когда решишь. Я правда не понимаю зачем я так, прости меня пожалуйста…
Потому что твой предел действительно переступлен, Зорин. И ты один стоишь в эпицентре взрыва. Вот зачем. Просто устал до такой степени, что уже кончаются человеческие возможности выносить это все. И я тебя понимаю. Вот почему.
Я мягко отстраняюсь и смотрю в эти глаза, где столько всего намешано и… не знаю как описать то чувство, стягивающее все внутри до боли. Не знаю ему названия. Сострадание? Сопереживание? Жалость? Нет. Что-то странное.
Только хочу, что-то сказать, что, еще сама не знаю, но снова звонок его мобильного. Снова разрыв этого мира, где все так… интуитивно понятно. Пока не вмешиваются извне.