«Вы сказали, что она была другой?» — спросил Тай. «Что вы имели в виду, мисс Сакс?»
Чиф Мастерс сказал: «Вообще-то, я сказал Люли, что она другая. Люли вышла на минутку, когда Ганни открыла глаза. Она на секунду растерялась, потом улыбнулась и назвала меня прозвищем, которым меня годами никто не называл — БПД, что означает Большой Злой Дэн. Я даже не знал, что Ганни знает это имя».
«Вы называли его этим прозвищем, мисс Сакс?» — спросил Тай.
«Да, как и все остальные, когда он был моложе, до того, как стал Главным Мастером, но это прекратилось, когда Ганни была маленькой девочкой». Она коснулась кулаком его
рука.
Шеф Мастерс запустил пальцы в густые волосы. «Да-да, когда я наконец решил повзрослеть, больше никаких барных драк, гонок на «Мустанге» по городу и, в общем, пуганий до смерти».
Лули сказала: «Мне очень понравился этот Мустанг».
«Да, я тоже, но мой отец ликовал и радовался, когда я наконец его продал».
Он на мгновение замер, затем взял Ганни за неподвижную бледную руку, прекрасную руку с длинными узкими пальцами и короткими, накрашенными лаком ногтями. «Как я уже говорил Люли, улыбка Ганни, то, как она смотрела на меня, говорила со мной, она казалась какой-то другой. Она впитывала меня, сосредоточивалась на мне. Я никогда не видел, чтобы Ганни смотрела на меня так. В её глазах было настоящее понимание. Потом она как будто захныкала, прошептала, что у неё болит голова, и я позвал медсестру. Как и сказала Люли, медсестра ввела ей что-то обезболивающее внутривенно, и она снова уснула».
«Ганни была на грани сна, когда я вернулась, и больше не разговаривала», — сказала им Лули. Она глубоко вздохнула. «Я не совсем понимаю, что ты имеешь в виду, Дэн. Хотя это странно. Она назвала тебя ДБД после всех этих лет? Первое, что она сказала, когда проснулась и увидела тебя?»
Он кивнул. «Я думал об этом с тех пор, как ты позвонила Тай, Лули. Должен сказать, когда Ганни улыбается, это всегда мило, ласково, и ты знаешь, что за этой улыбкой скрываются только добрые мысли, без сарказма, без иронии. В улыбке Ганни нет никаких скрытых смыслов. Всё прямо, на виду у всех».
«Он пытается сказать в вежливой форме, что Ганни проста. Всё лежит на поверхности. Она простодушна, открыта, по-детски наивна, можно так сказать».
Он кивнул. «Хорошо, но не в этот раз, Люли. Когда она мне улыбнулась, она была здесь, со мной, и её глаза горели от волнения, когда она пыталась вспомнить, что произошло, и понять, где она была. Скажу тебе, её взгляд, казалось, проникал прямо в меня… не знаю… извини, я плохо объясняю».
Люли легонько положила руку ему на плечо. «Скоро увидим, когда она проснётся».
Сала сказала: «Прежде чем она это сделает, давайте поговорим минутку о Генри ЛаРоке. И миссис Чемберлен, и Калхун ЛаРок сообщили нам, что его отца кремировали».
Люли моргнула, глядя на них. «Мистер Генри? Да, всё верно, его кремировали в крематории «Спэрроу». Там также есть мемориальные комплексы, и почти все жители города были там. Прощания не было из-за способа его убийства».
Чиф Мастерс сказал: «Он выглядел так, будто прошел через испанскую инквизицию.
Им пришлось его прикрывать».
Лули сказала: «О, понятно, ты удивляешься, как пряжка его ремня оказалась в озере Мэсси среди всех этих костей. Как такое возможно? Но его действительно кремировали.
Мог ли Ганни ошибиться?
Сала сказала: «Тогда зачем кому-то понадобилось пытаться убить её, мисс Сакс? На неё напали из-за этой пряжки на ремне. Она сказала, что видела её, и по какой-то причине мистер Генри велел ей сохранить это в тайне, взял с неё обещание никому не рассказывать, включая вас. Ни миссис Чемберлен, ни Кэлхун никогда не видели эту пряжку на ремне.
Они сказали, что он носил только подтяжки.
«Верно», — сказал Чиф Мастерс, — «красные подтяжки. Но зачем ему показывать Ганни именно эту пряжку ремня? Почему Ганни должен был хранить это в тайне? В конце концов, она принадлежала ему».
Лули сказала: «Почему она не рассказала мне об этом после того, как его убили пять лет назад? В конце концов, какое значение имеет тайна после его смерти?»
Чиф Мастерс сжал её руку. «Держу пари, она забыла, Лули, и это просто вылетело у неё из головы. Мне кажется, Ганни всегда жила здесь и сейчас, то есть, когда могла сосредоточиться. Она всегда принимала всё, что попадалось ей на пути, не подвергая сомнению. Говоришь ей что-то сделать, она делает, а потом забывает».