Калерия Львовна упёрла руки в бока.
- Так правильно – морщится! Потому что в химчистке нашей одни идиоты работают! Испортили платье!
- Не придумывайте.
- Вот ещё!
- Не хочу пирог! Хочу цветную капусту и рыбу на пару.
Калерия недовольно разглядывала её из-под аккуратно выщипанных бровей, затем расстроено покачала головой, но согласилась:
- Хорошо. Будет вам рыбка на пару, любимая ваша. А пирог я всё-таки испеку, вдруг в гости кто-нибудь зайдёт, родители ваши, например.
Марина улыбнулась.
- Родители сами с пирогами приходят.
- Ну вот, их угостите, а их пирог себе оставите, - безапелляционным тоном заявила Калерия, и Марина спорить прекратила.
Ей подали портфель и мягко, но настойчиво выдворили за дверь. Пока Марина ждала лифт, Калерия стояла в дверях и с неудовольствием разглядывала кадки с фикусами. Даже потрогать хотела большой лопушистый лист, руку протянула, но тут на лестнице послышалось жуткое сопение и цокот когтей по бетонным ступенькам, Калерия тут же сделала стойку и воскликнула:
- Настасья! Хозяин твой где?
Бедная девушка Настасья, домработница негодяя Томилина, замерла, с трудом удерживая на поводке огромного ротвейлера, которому не терпелось поскорее оказаться на улице, он рвался с поводка, и даже воинственная Калерия его не пугала.
Марина вошла в лифт, двери закрылись, но она всё равно слышала возмущённый голос своей домработницы и оправдывающийся Настасьи, которая, конечно же, ни о чём не знала, и ведать ничего не ведала. Марина прислушивалась к их затихающим голосам, к гневному лаю собаки, и улыбалась. Всё-таки хорошо, что у неё есть Калерия. Чтобы она без неё делала? Совсем бы от тоски мхом поросла.
« « «
В отличие от своей бывшей жены, Алексей Асадов проснулся не в одиночестве и не от стука тяжёлых дождевых капель о подоконник. Для начала его приласкали, рука супруги, уже настоящей, скользнула по его животу, Асадов инстинктивно отодвинулся, не желая просыпаться, а в следующую секунду услышал требовательный детский плач за дверью спальни, и окончательно проснулся. Открыл глаза, но тут же снова зажмурился.
- Который час? – хрипло поинтересовался он и сел в постели. Убрал со своего живота женскую руку.
- Половина девятого.
- Сколько?!
- Алёш, успокойся. Ты же говорил, что утром ты свободен.
Асадов продолжал размышлять, мозг, ещё до конца не проснувшийся, чёткие ответы давать отказывался. Да ещё на детский плач отвлекался, и Алексей никак не мог опомниться. Но потом всё же вздохнул и снова лёг.
- Лёша, - прошептали ему в ухо довольно игриво. Пальчики жены пробежались по его плечу, пощекотали и остановились на груди.
Асадов потёр лицо и зевнул.
- Соня, ты слышишь, что ребёнок плачет?
Она немного поскучнела.
- Капризничает. Маша справится.
Асадов посмотрел на неё.
- Соня.
Она отстранилась. Вся игривость с неё спала, жена встала и накинула на себя лёгкий халатик.
- Маша, что случилось? – поинтересовалась она громко, выходя из спальни. – Маша!
- Всё хорошо, Софья Николаевна, - откликнулись из кухни. Затем в коридоре раздались быстрые шаги. – Сейчас кушать будем, - закончила няня сладким голосом.
В спальне Соня появилась с ребёнком на руках, годовалый Антон Алексеевич сопел и тёр кулачками заплаканные глазки. Потом увидел отца и потянул к нему руки, демонстративно выпятив нижнюю губу, тем самым выказывая всю свою обиду на этот несовершенный мир.
- Вот видишь, я же говорила, - рассмеялась жена, передавая Асадову ребёнка. – Просто капризничает с утра.
- Капризничает… - Алексей улыбнулся сыну. Слегка подкинул, добился счастливой детской улыбки и уложил рядом с собой на кровать. Пощекотал. – Ты чего Машу мучаешь?
Антон ухватился за его руку и засмеялся. Асадов прилёг, подперев голову рукой, играл с сыном, а сам посматривал на жену, которая расчёсывала волосы перед зеркалом.
- Ты сегодня занята? – спросил он.
Соня заулыбалась и с удовольствием, даже с гордостью, ответила:
- Да.
- Опять до вечера?
Она обернулась к нему, волосы красиво заскользили по плечам, халат распахнулся, обнажая ровную, длинную ножку, и обворожительно улыбнулась. Пауза тянулась лишних пару секунд, в течение которых Асадов должен был вспомнить, насколько же ему повезло, иметь в жёнах такую красавицу, проникнуться этим пониманием, и согласиться на всё – на всё. Алексей же наблюдал за женой чуть отстранённо, не желая поддаваться её чарам, а затем и вовсе глаза отвёл и сосредоточился на сыне, который упорно тянул в рот его палец. Улыбнулся Антону.
- Есть хочешь? Не кормит нас няня, да? – Наклонился и поцеловал его в румяную щёку.
- Не будет никакого вечера, - проговорила Соня, внимательно наблюдая за мужем. Тот хоть и не смотрел на неё, и вообще вёл себя так, словно её ответ мало его волнует, но она знала, что Лёшка недоволен тем, что в последние дни ей пришлось задерживаться по вечерам.
Асадов молчал. Играл с сыном, а на неё не смотрел. Соня запахнула халат, прищурилась, в голове закрутились весьма неприятные мысли, понимание того, что сказать ещё что-то нужно, а начать ей – значит, оправдываться. А оправдываться ей, вроде бы, не в чем. А муж ждёт.
Её мучительные раздумья прервал стук в дверь.
- Войдите.
В комнату заглянула няня, немного засмущалась, увидев Алексея в постели, и сказала:
- Алексей Григорьевич, можно я Антона заберу? Ему кушать пора.
- Конечно, Маша.
Напоследок крепко поцеловал сына, ещё разок подкинул, улыбнулся в ответ на его заливистый смех, и осторожно подал няне. Антон запротестовал, захныкал, протянув к нему ручки, но Маша вынесла его из спальни родителей, прежде чем он успел возмутиться всерьёз и прибавить громкость.
- Алёш, ты уже думал, как мы будем встречать Новый год?
- Я должен об этом думать? Лично мне – всё равно. А ты что хочешь?
Соня подошла и присела на кровать, привалившись к боку Асадова.
- Мы могли бы куда-нибудь поехать.
Он неопределённо пожал плечами, а потом сказал:
- Родители приедут.
- Вот и отлично, с Антоном побудут. А мы с тобой отдохнём.
Настроение совсем упало почему-то. Но жена прилегла рядом, прижалась и даже поцеловала, и Алексей выдавил из себя улыбку и обнял Соню.
- Хорошо, мы ещё подумаем. Время есть.
- Я люблю тебя.
- А я тебя.
Люблю. Почти.
Из душа его вытащил звонок телефона, Алексей переполошился отчего-то, выскочил весь мокрый, схватился за мобильный, а потом очень долго возмущался на своего зама, которому «не вовремя приспичило». К тому моменту, когда появился на кухне, настроение уже не просто упало, а рухнуло куда-то в бездну. Раздражение переливалось через край, плескалось на пол и превращалось в некрасивые, грязные лужицы. Асадов даже обернулся на ходу, уверенный, что на самом деле оставляет за собой неаккуратные следы, но ничего не увидел. Пол сверкал, натёртый до блеска умелыми руками домработницы Людочки.
- Доброе утро, Алексей Григорьевич, - певуче проговорила та самая Людочка при его появлении.
- Доброе. Кофе и тосты мне, пожалуйста.
- Одну минуту, - кивнула она и поставила перед ним тарелку с блинчиками. Асадов посверлил её взглядом – сначала тарелку, потом Людочку, - глотнул горячего кофе и принялся за блины.
- Антон поел?
- Ну конечно! И добавки попросил.
Алексей всё-таки улыбнулся. Извечный Людочкин оптимизм его всегда забавлял.
- Добавки – это хорошо.
Совсем близко раздалось бряканье погремушки, Алексей повернул голову и увидел, как Маша усаживает ребёнка в детское кресло. Асадов протянул руку, придвинул кресло к себе и снова сына пощекотал. Антон потряс пластмассовой машинкой, в которой перекатывались и гремели разноцветные шарики, и заулыбался.