– Это ты так прикалываешься, Настюш, или это очередные твои вы*боны?
Глава 2
«…оказывается, поражение много сладостней, чем битва.»
К. Макколоу «Поющие в терновнике»
– Вы*боны? – вырывается у меня возмущенный смешок.
Скручивающее диафрагму волнение и страх моментально трансформируются в злость. Она обжигает меня изнутри подобно едкой кислоте. Смотрю на Долгова и трясти начинает от бешенства.
Я просто охрениваю с его наглости и абсолютнейшей уверенности в своем праве требовать у меня каких-то объяснений, когда сам час назад заявил, что разводиться не собирается.
Нет, я, конечно, не ждала, что он моментально все бросит, но…
Господи! Да, кому я вру?! Нет никаких "но".
Ждала я и жду! Понимаю, что глупо, наивно, совершенно нереально, но не могу унять свое жадное, ревнивое сердце, требующее любимого мужчину безраздельно и полностью.
У меня душа горит, стоит представить, что утром он вернется в свою устроенную жизнь, а я останусь где-то на обочине этой самой жизни. Без прав. Без обязательств. Без какой-либо надежды на будущее. Терзаемая страхами, подозрениями и сомнениями.
Я не смогу так. Не смогу его ни с кем делить. Мне уже физически больно от одной мысли, что у какой-то женщины есть все права на моего мужчину.
Да, именно так – МОЕГО! Пусть самонадеянно, эгоистично, глупо, нагло… Пусть! Я устала бороться с собой и своим сумасшедшим, истосковавшимся, никому не нужным сердцем.
Сердцем – тираном, сердцем –собственником, впервые почувствовавшим что-то своё, и готовым это «своё» выгрызать зубами, превратиться в чёртова Голлума, укравшего у всего мира свою «Прелесть», и потерявшего в ней самого себя.
Я уже теряю, переступая через дружбу, порядочность и гордость. Меня ломает, бросает из стороны в сторону. С одной: я не хочу предавать единственную подругу, не хочу быть той, кто разрушит её семью, так же, как не хочу использовать парня, который в меня влюблен. Я до ужаса боюсь последствий, когда правда вскроется. Но с другой – есть просто он – мой мужчина, без которого мне пусто в огромном, бескрайнем мире среди семи миллиардов людей. Задыхаюсь я без него, с ума схожу, на стены лезу.
Когда я шла к нему сегодня, мне казалось, что я смогу быть с ним на любых условиях, лишь бы только быть, становиться ненадолго частью него самого. Я правда думала, что мне хватит этого модного «без обязательств». Я ведь привыкла довольствоваться тем, что есть и думала, что с ним тоже смогу. Но увы. Не могу. Мало мне. Отчаянно мало.
Внутри меня, под ребрами, уродливой кляксой расползается бездонная, ненасытная потребность быть единственной. И я знаю, что с каждой встречей она будет отвоевывать все больше пространства: орган за органом, принцип за принципом, опуская меня на самое дно, лишая рассудка. Превращая меня в гнойную язву, в нарыв, отравляющий все вокруг.
Я уже отравляю и мне страшно. У меня такой сумбур внутри, что я готова «прикалываться», «вы*бываться», манипулировать, истерить – да пусть называет, как хочет, лишь бы он хоть на чуть – чуть, на самую малость прочувствовал, как невыносимо больно мне любить его, и слышать, как само собой разумеющееся, «Не разведусь». Пусть поймет, попробует на вкус, каково это делить того, кто должен быть только твоим…
Поэтому вместо того, чтобы поддаться эмоциям и послать Сереженьку с его наездами, куда подальше, неимоверным усилием воли подавляю клокочущую в каждой клетке ярость и, закинув ногу на ногу, сажусь напротив, любезно поясняя в той же форме, в какой он просвещал меня на кухне той, кошмарной ночью:
– Нет, Серёжа, это называется «закономерность»: когда хочешь усидеть на двух стульях, будь готов к тому, что кто-то займет пустующие половинки.
У него взлетает бровь, а на губах расплывается кривая усмешка.
– Да ты что? – тянет он издевательски и, помедлив, жестко добавляет. – А ты, случаем, не ох*ела ли?
От тона его голоса и похолодевшего взгляда у меня внутри все обмирает, но я стараюсь не подавать виду.
– Ровно настолько же, насколько и ты. Так что играть мускулами и рычать альфачом несколько неуместно, тебе не кажется?
– Рычать альфачом? – вырывается у него смешок, а потом он и вовсе начинает ржать, отчего мои щеки обжигает смущением.
– Ну, а как это назвать? – деланно пожимаю плечами.
– Ну, уж точно не так, – отрезает он, в миг посерьезнев. – Ты, кажется, не догоняешь, Насть. Дело не в ревности и всякой собственнической херне. Если ты собиралась сыграть на этом, то спешу тебя разочаровать – я на это не поведусь. Я не собираюсь прогибаться ради твоих вы*бонов. И не потому что я альфач или как ты там это зовешь. А потому что я не твой цепной пес, которого ты будешь дергать за ошейник всякий раз, когда тебе что-то не по душе! Не готова мириться с ситуацией? Дверь там, – кивает он в сторону прихожей, отчего к горлу подступает колючий ком, а глаза начинает предательски щипать.