– Игнат, а кто всё-таки рассказал тебе историю о том мальчике?
– Неважно. Давай поменьше разговаривать, чтобы нас не услышали.
Игнат явно избегал этой темы. Почему? Его помешательство на заброшке становилось всё безумнее. Я вспомнил, что даже вожатая удивилась, откуда Игнат знает о мальчике-эпилептике. Всё это подозрительно.
Когда мы дошли до корпуса, путь нам преградил железный забор с надписью «проход запрещён» и огромные колючие сорняки. Да уж, неприятная здесь атмосфера…
– Давай, помоги мне залезть.
Игнат дал мне свой фонарик и попросил подставить плечо, чтобы он смог перелезть через забор. Когда я наклонился, мы услышали чей-то голос издалека:
– Эй! Вы что там делайте?
– Чёрт! Давай быстрее.
– Ты, что, с ума сошёл?! Побежали, пока нас не поймали!
Я оттолкнул его, Игнат попытался забраться самостоятельно. Но все его попытки оказались тщетны, так как забор был в два раза выше нас и с очень тонкими прутьями.
В этот момент к нам подбежал вожатый лет сорока. Я редко его видел, поэтому не сразу узнал. Кажется, он частенько проводит время с девушками из нашей школы, а не с нами.
– Ребята, вы что здесь забыли?
– А вы? – дерзко ответил ему Игнат.
– Не надо тут грубить. Это вы здесь нарушаете правила. Давайте-ка я провожу вас до кроватей, а завтра утром разберёмся с вашими нарушениями.
– Не надо, мы сами, – отверг его просьбу я. Меня тоже напрягло, что вожатый ночью, как и мы, ходит возле заброшенной территории.
– Я за вас отвечаю, так что ноги в руки – и вперёд, – он подошёл к Игнату и грубо взял его за руку. – Идёмте.
– Не трогайте меня!
Внезапно рука вожатого затряслась, затем и всё его тело забилось в судороге. Мужчина закричал и начал задыхаться, так как изо рта пошла кровь. Он упал на землю весь в крови, корчась от боли. Через секунду его судороги прекратились, и он больше не шевелился. Всё произошло слишком быстро, мы только и могли что стоять и смотреть. Во рту появился неприятный привкус.
Перед нами лежал мёртвый человек. Он умер всего за несколько секунд. Мне никогда не забыть это лицо, полное отчаянья, и эти жуткие закатившиеся глаза.
Глава 3
Я ненавижу этот лагерь. Уверен, там произошло немало смертей, которые просто скрывают. Что-то есть в этом лагере… аномальное, жуткое. До сих пор не знаю, как объяснить свои чувства.
Моя мама каждое лето ездила туда, подрабатывала вожатой. Не пропускала ни одного летнего сезона, даже когда я родился. И дело было не в деньгах, просто она была поглощена этим. Помню, что постоянно слышал рассказы об этом лагере, о чужих детях. Сам я никогда туда не ездил: папа не разрешал. Они постоянно ссорились с мамой по этому поводу. Всё ещё не понимаю, почему она всё равно туда возвращалась.
И вот настал тот самый день, тот самый звонок. Помню, папа тогда неохотно взял телефон, а после разговора кинул его в стену. Сказали, что у мамы случился припадок. Именно в этом лагере. Она никогда не страдала ничем подобным. По крайней мере, никто этого не видел.
После смерти мамы я нашёл её дневник и узнал много историй о лагере, которых она мне не рассказывала. Она удивлялась самой себе, не понимая, почему снова и снова возвращается в лагерь. Да и некоторые события, описанные ею, были жуткими, в дневнике она признавалась, что иногда боится возвращаться. И всё же… Каждый раз приезжала. Поэтому я точно уверен, что лагерь проклят, либо там обитает что-то ужасное. То, что забирает жизни.
Например, подобная история случилась в прошлом году. Мама писала, что на дискотеке умер человек. Уборщик или кто-то в этом роде. Сказали, что произошёл несчастный случай, дело быстро замяли. Однако это был не единственный случай. Не знаю как, но директору удаётся сводить всё к несчастным случаям или убеждать, что умерший был болен, как в случае с мамой.
Поэтому я твёрдо решил, что хочу знать правду. Мне было недостаточно слышать слово «припадок», «удар», «нервы». Нет. Я видел её лицо. На секунду на похоронах, хоть бабушка и старалась закрыть её лицо тканью, я всё увидел. Это было отражение страха и отчаянья, которые не пропали даже после смерти.
Когда я попросил отца отправить меня в лагерь, он, естественно, был в ярости. Понимаю его, и всё же мне удалось уговорить и его, и себя, что я просто хочу совершить эту поездку, чтобы увидеть место, где умерла мама, попрощаться с ней. Возможно, убедить себя в том, что лагерь не виноват. Папа нехотя согласился.