Наш напряжённый разговор перебил стук. В комнату вошла вожатая и серьёзным тоном попросила собраться у входа. Нам ничего не оставалось как повиноваться. Я попросил Антона успокоиться и, если кто-то начнёт нас расспрашивать, говорить, что мы спали, ничего не слышали. А если кто-то видел нас ночью – мы просто гуляли. Я понимал, что, скорее всего, Антону будет тяжело в таком состоянии держать себя в руках, поэтому очень боялся допроса.
Однако все мои сомнения улетучились, когда я увидел, что у входа собрали все группы из корпуса и повели на главную площадь. Впервые я видел столько народу, видимо, здесь собрали всех. Не знал, что в лагере живёт столько людей. А главное, я впервые увидел директора. Это был высокий грузный мужчина с серыми глазами. Взгляд его был холоден и безразличен. Он начал почти сразу: «Петра Евгеньевича больше нет с нами. Сердечный приступ». После этой новости он начал читать нам лекцию о смерти и Боге.
Идиотизм. Это не приступ. Я уверен, здесь было что-то другое. Все эти разговоры лишь для отвлечения внимания.
После выступления все стали расходиться, но я успел поймать Антона за руку и отвести в сторону.
– Мы ведь там были. Ты согласен, что это не было похоже на сердечный приступ? Это что-то другое.
Я надеялся, что Антон тоже видит во всех этих вещах ненормальное, что у него тоже есть подозрения.
– Да…
– Антон, я знаю, что тебе тяжело, но нам необходимо попасть туда. Мне сложно будет пробраться одному, ты ведь помнишь тот забор.
Я заметил, что Антон сильно побледнел. Совсем забыл, что он диабетик! На секунду я испугался, что от нервов он сейчас откинется. Вроде Денис говорил, что ему нельзя сильно волноваться.
– Ладно, – тихо сказал Антон, лицо его чуть порозовело. У меня даже камень с души упал.
– Тогда план такой же, как и вчера. Только…
– Чего?
– Отдохни немного, ок?
– Ладно. Ты тоже.
Мы расстались, но я не пошёл в свою комнату, а решил прогуляться. Антон прав, нужно отдохнуть, но прежде всего мне необходимо проветрить голову. Даже если меня будут искать… Ну, придумаю что-нибудь. В тихий час я посплю, до него ещё есть время. А ночью мы ещё раз пойдём с Антоном на заброшку. Я чувствую, что все ответы находятся там.
Пройдя пол-лагеря, я ещё раз вернулся на площадь, где нас недавно собирали. На ней почти никого не было, хотя час назад стояла куча народа. Я заметил лишь одну девушку у дерева, неподалёку от площади. Кажется, её звали Лизой. Я видел её всего раз, в ночь страшилок, её тогда привела Настя. Больше мы не виделись. Было похоже, что Лиза плакала.
Это, конечно, не моё дело, но, вспомнив её историю, связанную с Петром Евгеньевичем, я решил к ней подойти.
– Привет.
Лиза подняла голову, глаза её были красные и опухшие от слёз. Она ничего не ответила мне, только кивнула. Я испытал дежавю. Несколько часов назад похожая ситуация была и с Антоном.
– Ты… Неужели из-за Петра Евгеньевича плачешь?
– Сама себя за это ненавижу, – меня удивил её быстрый и откровенный ответ. Мне казалось, что она вообще не ответит.
– Не пойму…
– Он мне не нравился… Но я сижу тут и рыдаю, будто мой папа умер. Странно, не правда ли?
– Очень.
Мы замолчали. У меня в голове крутился только один вопрос:
– А ты вчера… ну… виделась с ним?
– Да, но потом пришла Тамила, и они вместе куда-то ушли.
– Вместе?
– Да.
– Подозрительно...
– Угу. Потом я видела, как Тамила вчера ночью встала с кровати и ушла. Мы ведь в одной комнате живём, всё слышно. Её очень долго не было. Хотя что ей будет, если она дочь директора.
– Да ну?
– А ты не слышал? Тамила каждый год сюда приезжает, её тут все знают.
– Думаешь, она как-то связана со смертью Петра Евгеньевича?
– Не знаю… я на самом деле ничего уже не знаю. Как будто меня опустошили. Понимаешь?
– Да. Думаю, могу понять, что ты чувствуешь.
Только такие эмоции можно испытывать, если умерший был очень тебе дорог и близок. А не какой-то вожатый, которого ты подозреваешь в домогательстве и который тебе совсем не нравился. Безумие какое-то…