Выбрать главу

Антон дал передохнуть новичкам, еще не привыкшим к трудным переходам, а девушку из села Лыки оставил на посту, по опыту зная, что женщины, если даже с ног валятся от усталости, легко не засыпают. Партизаны расположились на табачном поле, что одним краем упиралось в лес, другим - в поляну, за которой начинались заросли кустарника. Место было высокое, виднелись все окрестности - до Али-ботуша, до Стыргач-горы, до Родоп. И по крайней мере до середины дня встречи с неприятелем не предвиделось.

Отдыхают молодые партизаны, языки развязались, и сейчас, как это обычно бывает в такие минуты, они выскажут друг другу все, что таилось в душе, все обиды, сомнения и надежды, потом начнут ссориться и петушиться. Но в суровых партизанских буднях мелочи быстро забудутся, отойдут в сторону, чтобы уступить место всепоглощающей тревоге. Потом новичкам предстоит очистительный барьер успокоения, и только потом в душе каждого из них родится молчаливая самоотверженность. Пусть они сейчас хихикают, ссорятся, похваляются, пусть рассказывают истории вроде этой. Один из них каждое воскресенье исправно ходил в церковь, а поп ему и говорит: «Ты такой богомольный, уж не послать ли тебя в Рильский монастырь, монахом сделаешься, а, Ламбо? Ведь у тебя и дед был протоиереем…» А когда поповское ружье исчезло, чтобы стать боевым оружием кандидата в Рильский монастырь, поп сказал: «Ламбо, батюшка знает, кто похитил его оружие, однако посмотрим, что из этого выйдет. Если ты найдешь ружьишко, батюшка поможет тебе стать духовником…»

Самый молоденький партизан лежал, положив голову на ранец, и о чем-то думал, закрыв глаза. И вдруг вскочил как ужаленный:

– Товарищи, граната! Граната шуршит…

Все бросились врассыпную, попрятались, словно куропатки, и ждут. Антон оттянулся назад. Он видел, с каким напряженным вниманием следят за ним и сами стараются отползти от опасного места как можно дальше. Антон стал считать.

Прошло три… четыре секунды. Он приподнялся посмотреть, что происходит вокруг - ведь, услыхав весь этот переполох, люди могли догадаться, что рядом творится что-то неладное. А в поле всегда есть люди, даже в Петров день… Пятая секунда. Новички отползли на достаточное расстояние - даже если грянет взрыв, он может только напугать девчат, а взрывная волна их не достанет - пройдет выше… Шестая секунда. Для первого раза хватило бы и одной гранаты, а то как ухнут все шесть… Неплохое испытание нервной системы. Может, даже к лучшему.

Антон поднялся, и его обдало холодным потом: парень, что поднял тревогу, озираясь по сторонам, красный как рак, полз назад к своему ранцу.

– Стой! Куда ты?! - крикнул Антон.

Новичок остановился и, словно потеряв дар речи, показал рукой на свой ранец. И только теперь Антона осенило, что граната сама по себе взорваться не может.

– Ты дергал за веревочку… с колпачком?

– Нет… Ничего не делал!

И Антон покатился со смеху. Через три с половиной секунды было ясно, что никакого взрыва не произойдет, но он выждал еще на всякий случай - закрытое молоко кошка не слижет.

– Но ведь был шорох… сам слышал, товарищ Антон.

– Вот ты шороху и наделал, только всех перепугал.

Смущенный случившимся, паренек вскочил, подбежал к ранцу, припал к нему ухом. Потом сел и виновато посмотрел на партизан, обступивших Антона.

– Сахар… Это сахар, товарищи! Пакет порвался, сахар просыпался в ранец… он и шуршал…

Над табачным полем грянул взрыв хохота. Антон пытался унять новичков, но сам хохотал вместе со всеми, невольно радуясь, что настоящего взрыва все же не произошло, а новички, принявшие шуршание сахара за шипение гранаты, получили что-то вроде боевого крещения.

Когда Страхил встретил пополнение, он обратил внимание, что глаза новичков полны странного оживления, изнутри всех распирает смех. Ему стало приятно, что новые люди принесли с собой в лагерь свежую атмосферу. Потом, когда командир стал спрашивать, кто какое имя избрал себе, одна девушка указала на самого молодого парнишку и сказала:

– Для меня выберите имя сами, а вот его надо назвать Шипучка.

Кто-то добавил:

– Не Шипучка, а Сахар, будем звать его Сахар.

Антон объяснил:

– Нельзя! Партизанская кличка служит целям конспирации. Это связано с деятельностью товарищей, которые находятся на нелегальном положении. Ведь они вынуждены постоянно скрываться от полиции, а нередко и от людей, которые не всегда могут выдержать полицейские пытки…

– Я решил взять себе имя Георгия Скрижовского - мой отец был в его чете. Пусть останется только Георгий… Ведь так можно, правда? - смущенно спрашивал паренек.