Антон с нежностью вспоминал город и его людей. Там он прикоснулся и к необъяснимому таинству, которое люди называют простым словом «любовь». В прошлый раз он влюбился в молодую женщину - в свадебном наряде она позировала фотографу Кантарджиеву. Потом влюбился в девушку, что из окна двухэтажного дома грустно и безразлично смотрела на пеструю толпу людей, заполнявших базарную площадь. Чувство владело им какое-то мгновение, но и этого было достаточно, чтобы в душе сохранились воспоминания и ощущение пережитого. А это, в конце концов, самое главное.
Сейчас ему предстояло снова, в который уже раз, спуститься в город. Сердце наполнялось тревогой перед неизвестностью, но в то же время он был горд, что именно ему доверили спасение тяжело раненного Тимошкина - срочно нужен был врач.
Впереди бесшумно и спокойно шел бай Добри - он должен встретить доктора Янкова и проводить его до зимовья Шабана Грошарова. Там будет ждать старый Яне с двумя мулами. По дороге к раненому доктора будут охранять, скорее всего, Бойка и Марин, потому что теперь они никогда не разлучаются и, стало быть, дело пахнет свадьбой.
В отряде не знали номера дома, в котором жил доктор Янков, но Антон помнил этот дом по зеленому дощатому забору и входной двери, украшенной зелеными ромбами и белой эмалированной табличкой:
Д-р ЯНКО ЯНКОВ
Внутренние болезни
Прием с 4 до 6, без выходных
Помнил он и самого доктора, носившего очки в тонкой золотой оправе. Антон почему-то представлял себе Янкова в светлом чесучовом костюме, с черным медицинским саквояжем в руках, неизменно медлительным, грузным, без тени улыбки на большом бледном лице - словом, человеком, отрешенным от людей и мирских забот.
Бай Добри кашлянул. Это означало: внимание, пересекаем дорогу. Лес кончался. Им пришлось спускаться в долину днем, хотя это было опасно. Обычно они избегали показываться на людях засветло, но сейчас партизан подгоняло неотложное дело.
…Весь штаб отряда вместе с представителями штаба зоны сидел у приемника. Момент был чрезвычайно напряженный, и людям передавалось это напряжение. Все были возбуждены, взвинчены. Антон и сам криком «ура!» приветствовал сообщение о том, что Красная Армия находится в Добрудже и, возможно, уже перешла болгарскую границу. Какая-то радиостанция передала на английском языке, что в Софии готовится смена власти и что к столице стягиваются силы партизан. Но это одна сторона медали. Другая - Тимошкин. Он лежал поверх четырех одеял, притихший, неподвижный, с мутными глазами, еле шевеля длинными землисто-восковыми пальцами. Тимошкин должен продержаться! Доктор в тонких золотых очках щелкнет замком своего черного саквояжа и вооружится пинцетом или шприцем. Тимошкин застонет, лицо его покроется потом, и вскоре к нему придет первый исцеляющий сон…
Антону казалось, что бай Добри шагает слишком медленно, хотя ему самому уже было трудно дышать.
Партизаны обошли гужевую дорогу, пересекли реку подальше от моста, потому что по мосту все еще расхаживал часовой. Бай Добри измерил глубину дна - видно, хотел уже сейчас найти место для переправы доктора. Он перенесет его на спине, как уже делал однажды, объяснив это предельно кратко:
«У доктора - работа, у меня - ноги!»
Бай Добри остановился - дальше Антон пойдет один.
Они залезли в заросли кустарника, обглоданного козами. До города оставалось несколько сот метров.
– Послушай меня, Антон. У человека одна жизнь, даром ее не отдавай, еще пригодится! - Бай Добри пожал парню руку. Его лицо, иссушенное ветрами и морозами, излучало теплоту, а голос был хриплым от ледяной воды горных ручьев и дешевого табака. - Доктор согласится, я его знаю! Если увяжется хвост, сообразишь, что делать, не маленький, но без доктора не возвращайся…
– Смерть фашизму! - прошептал Антон - ему казалось, что он крикнул во весь голос, - и сжал кулак.
– Свобода народу! - ответил бай Добри.
Город казался странно тихим. Сколько времени Антон не ходил здесь средь бела дня? Гулко отдаются шаги в узком мощеном переулке. Вот они, клумбы с увядающими цветами, пыльная белоствольная осина с серебристыми листьями. Акации отбрасывают короткую тень на городскую площадь, покрытую веером высохших капель, видно, ее недавно подметали, а перед тем поливали из лейки. На площади красуется парикмахерская Кольо Рогльовицы, открытыми ставнями смотрит мастерская старого лудильщика Усты Метко Помака. Возле жужжащей чесальной машины, спрятавшись в тени чинар, сидят женщины, с головы до ног облепленные хлопьями шерсти. Интересно, что происходит в этих низеньких, развалившихся домишках с подпорками, с занавесками из выгоревшего ситца и покосившимися черными трубами? Чем в этот знойный послеобеденный час живет городок, по которому идет парень с бьющимся сердцем?