Артель располагалась на заводе слева от путей и выглядела солидно. Панов деловито зашёл в контору при цехе — застекление за реечной обрешёткой, — из-за стола поднялся мужчина в костюме-двойке.
— Ленинградский уголовный розыск, — с удовольствием произнёс Вася, раскрывая удостоверение.
— Здравствуйте. Очень приятно.
— Кто из ваших работников, — Панов с многозначительным видом достал из кармана красивую гильзу и протянул директору. — Может этим баловаться?
Директор артели повертел гильзу, глянул на донце, вернул Васе, подмигнул.
— Ну, этим… Давно служили?
— Это образцовая гильза, — ополчился Вася, догадавшись, что директор прочёл год по клейму под капсюлем, и увидел, что гильза свежая.
— Что же вы ко мне с такой… мишурой? — укоризненно спросил директор, глядя на Панова как на мальчишку, вздумавшего пошалить, но облапошившегося.
«Опер должен быть везде атакующим, — Вася представил, как это говорит Чирков, и в нём закипела кровь. — Опер должен нападать и кусать, а не уходить в защиту».
Чирков был прав.
— А давайте я вас закрою? — деловито предложил Вася и положил гильзу в карман. — Отправим сейчас всех в кутузку на трое суток для выяснения личности? А за это время, может, чего и найдётся? Если не найдётся — тоже не беда. Сорванный график, план поставок, да и рабочие разбегутся.
Директор слушал и серел лицом. Он опустился на стул, будто из него медленно выпустили воздух.
— Чего вы хотите-то, Василий Васильевич? — спросил он совсем другим голосом.
— Ответов на вопросы хочу по существу.
Спустя минут тридцать жизни Вася понял, что из ошарашенного мужика подробностей досуга и пристрастий работяг, шурудящих в цеху, не добыть, и милосердно избавил директора артели от своего присутствия.
Артельных мастерских металлической группы Вася выписал из книги «Весь Ленинград 1932» целых шестьдесят шесть штук.
Сегодня он наметил посетить ещё одну — «Сербско-румынскую», производящую починку и лужение медной кухонной посуды. Располагалась она в прямо противоположной стороне — на Большой Охте. Там Вася планировал закончить обход адресов и переключиться на агентурную деятельность.
Вася шёл по пустым тротуарам Лесного, где город как будто вымер — все работали.
С пересадками на трамваях он доехал до улицы Васильевской и в кирпичном домике, из которого исходил стук и звон, угадал артель медянщиков. Он толкнул засаленную дощатую дверь и оказался в большом помещении, жарком и пахнущем нашатырём и припоем. Несмотря на ясный день, в мастерской было мрачновато. На вошедшего устремились блестящие белки глаз и засверкали жёлтым коронки зубов.
«Чёрт побери, одни цыгане, — Вася даже ошалел. — Почему они на Выборгской стороне, а не в Красном Селе?»
Однако теряться в «Сербско-румынской» артели было тем более нельзя, и молодой опер прошёл к прилавку, из-за которого внимательно смотрел седой цыган с длинным чёрным лицом.
В адресной книге председателем значился просто Гучан, без инициалов. Вася интуицией сотрудника уголовного розыска понимал, что этот человек не заморачивается с погонялом. Так его и надо звать. Так все зовут.
— Ты Гучан? — сходу спросил Вася.
— Я Гучан. А ты кто? — старик не удивился заходу. — Ты — мент?
— Я - мент.
Быть активным, а не пассивным государственным служащим с цыганами оказалось естественным и приятным делом. Панов услышал голос интуиции, о которой с утра говорил Колодей, и понял, что чувствовал начальник бригады. У Васи исчезли сомнения. Здесь вполне могли набить шариками от подшипников револьверную гильзу. Снарядить её капсюлем и зарядить порохом.
— Были сомнения? — криво усмехнулся Вася, достал гильзу и постучал донцем по прилавку. — Сделаешь таких шпалер зарядить, чтобы выстрелил?
Гучан взял гильзу, осмотрел опытным взглядом. Гильза была хорошая.
— Сколько тебе надо, семь? — равнодушно спросил председатель посудной мастерской.
— Надо сто. Сто сделаешь? — как-то иначе, кроме как повышать ставки, играть с цыганами было нельзя — не поймут.
— Сделаем что скажешь. Заплати за десять!
У заклёпочников и лудильщиков не могло быть шарикоподшипников, но говорил цыган так уверенно, что Вася отвечал, как загипнотизированный.