— Дешевле пироксилина только люди, — кивнул Никифор Иванович.
— Добра не жалко, — согласился Лабуткин. — В общем виде: я сую шашку под пень, а она не лезет. Я её пихаю, пихаю. Вроде, втолкнул. Очнулся уже без руки. Ничего не слышу, в ушах звон. Вижу только, как люди бегают. Да и не понимаю ничего, даже боли не чувствую. Меня — в грузовик и на больничку.
— Пироксилиновая шашка — это, обычно, обе руки и зенки, — Никифор Иванович тоже воевал на Первой мировой.
— А у нас маленькие были, буровые, — возразил Лабуткин. — Да и пихал я одной правой.
Мама утёрла глаза платочком.
— Повезло, что сила взрыва в пень ушла, а так бы и лицо содрала, бывали случаи, — признал Шаболдин.
— Мы — здесь, — напомнила о впечатлительных женщинах Маша.
— Извините-простите, — явил галантность Зелёный.
— Баб не пугай, — сказал Лабуткин Шаболдину.
— Счастье, Саня, что легко отделался, — выступил примирителем Зелёный и набулькал водки. — Живи и радуйся жизни.
— Трижды сплюнь, — сказала мама.
Зелёный поплевал через левое плечо.
— Вы бы закусывали что ли, — сказала мама.
— Да чем тут закусывать? — сказал Зелёный. — Колбасы нет, уж извините-простите, до рынка не дошёл.
— А мне машину дали, — заговорил тут Кутылёв, обрывая неловкость.
— О, давай, Митька, расскажи, — Никифор Иванович выцарапал из пачки «Пушкинскую» и чиркнул зажигалкой. Он смотрел на Лабуткина, угадывая, как на нём скажется чужая удача.
— Даёшь, — криво хмыкнул Лабуткин, и это послужило приказом.
У Кутылёвых был дом напротив. Митька недавно вернулся из рядов Красной Армии, где служил в автобате, и перешёл в транспортный цех. По сравнению со срочкой — на повышение.
— Рассказываю. Дали набор «Сделай сам». Раму от «Форда» и мотор. Сказали, соберёшь машину и будешь на ней ездить. Тогда карточки как шофёру выдадут и зарплату станут начислять солидную, по рейсам.
— Давай тебе поможем.
— Ты себе-то помоги, — сказала Маша.
— Завтра я пойду на завод и восстановлюсь. Дело решённое! — упрямо заявил Лабуткин и качнул короткой рукой.
5. Легкотрудник
Не было ничего, кроме дождя. Загребая разбитыми ботинками слякоть, он шёл домой, не понимая, зачем теперь возвращаться. Подошва отставала, и он шаркал ею, чтобы нарочно нагрести в штиблет побольше грязи, как в детстве.
— Ну, ты чё? — встретила Маша.
— Ничо. Курить есть?
Он сел в сенях на махонькую, чугунного литья табуреточку и остался так, не желая показываться на глаза матери.
— Ну, чего там? Восстановили?
— Да ничего. Сходил… за хлебушком. Обратился к мастеру, а он — ничего не знаю, и отправляет меня в отдел кадров. Я — туда. А кадровик пропуск отобрал. Места тебе, говорит, у нас нету, а на комбинате найдётся. Позвонил, выписал переводную бумагу. Завтра пойду устраиваться.
— Рука, — спросила Маша, — болит?
— Я на больничном сидеть не стану, — сказал Лабуткин. — У меня карточки по литере «А» всегда были. Я завтра наниматься пойду.
— На химзавод?
— А что делать?
— Хочешь, я подработаю, — сказала Маша.
— Подрабатывала уж без меня. Что я, не вижу?
— Я ничего.
— А с Зелёным?
— Наговариваешь на меня, — сказала Маша и надула губы, обхватив руками живот.
— Не завидую. Не злюсь. Бортанули меня, суки, — Лабуткин встал, поморщился, сел, закружилась голова. — Из-за руки. Я с левой стрелять умею. Сними с меня башмаки.
Жена опустилась на корточки и принялась раздёргивать шнурок, закрученный вокруг щиколотки.
Голова её поднялась между колен мужа.
— Хочешь? — быстро шепнула она.
— Да.
Он закусил зубами нижнюю губу и прокусил. Всё было больно. Стреляло в руке и даже заболела голова. В глазах помутилось. Жена старалась. Она умела быть вёрткой.
— Я вся твоя, — повторяла она, всё чаще и чаще.
— Не верят, суки, — шептал он окровавленными губами.
За стеной заводского двора «Краснознаменца» начинался двор Охтинского химического комбината, на котором делали пироксилин и, немного изменив технологию, — целлулоидных пупсов, уточек и прочие погремушки.
Старый кадровик с участием смотрел на сидящего перед ним насупленного мужчину с рукой на косынке, и старался приободрить:
— Найдётся для вас место, Александр Алексеевич, — он слышал о несчастном случае на майских праздниках, а теперь видел героя и его документы — трудовая книжка и больничный лист дополняли картину. — Пойдёте по категории легкотрудников. Там всё предусмотрено. За ночную смену доплата.