– Дела-а… – протягивает Вадик, рассматривая меня внимательнее. – А что тебя смущает сейчас? Разница в возрасте? В статусе? Внешне не приглянулась?
Я широко ухмыляюсь.
– Если бы не приглянулась. Она восхитительно красивая. Не типично смазливая, а просто… по-настоящему красивая. Запоминающаяся. – кажется, градус заставляет меня пускаться в лирику. – Поэтому смущает все остальное. Мне просто… стыдно испытывать что-то к ней. Она юная совсем, да и ты прав: статусы у нас слишком разные. Получается, я либо нарушу правила собственной компании, либо воспользуюсь положением…
– Она юная, а ты, старик что ли? Тебе тридцать с небольшим, Жень! – возмущенно взмахивает руками товарищ. – Какой бы ни была разница между вами, она не превращает тебя в старика, а ее, совершеннолетнюю особу – в ребенка!
Пожимаю плечами и выпиваю еще один шот, следуя за Вадимом. Сознание медленно, но верно утекает вдаль.
Просыпаюсь в своей квартире, не до конца осознавая, где я и что я. За окном темно, но зимой это не говорит ни о чем. Пытаюсь повернуться к часам на прикроватном столике и тут же прекращаю эту затею. Моментальная резь в глазах и давление на виски просто не позволяют мне спокойно двигаться.
Медленно, держась одной рукой за голову, а второй ища опору среди подушек и простыней, сажусь. Очень медленно. Кажется, на такое простое действие уходит вся моя выносливость. Тем не менее, теперь видно и циферблат, и “подарок”, заботливо оставленный рядом.
На тумбе аккуратно расположена записка на плотной бумаге – из моего рабочего блокнота, судя по вензелю на краешке. За листком поставлен стакан с водой. Рядом – полноценная, настоящая, манящая таблетка обезболивающего.
Сначала выпиваю лекарство, и только через несколько минут после облегчения, снимающего боль в черепной коробке, читаю послание.
“Дружище, ни в коем случае себя не вини и меня тоже – жена все сделает! Отсыпайся, отдыхай, принимай, вероятно, самое сложное решение в твоей жизни, и позвони, как проснешься. Насчет работы не парься, я официально дарую тебе выходной! С любовью, твой лучший друг!”
Дополняла записку смешная рожица, нарисованная в уголке после подписи.
Ага, значит, до квартиры меня дотащил Вадим. Уложил в кроватку и все организовал тоже он. Улыбаюсь, качая головой. Вроде пили вместе, а все равно он, как старший, обо мне позаботился в первую очередь.
Часы показывают восемь-тридцать утра, поэтому я и впрямь решаю воспользоваться подаренным отгулом и остаюсь дома. Умываюсь, звоню другу и сердечно благодарю за помощь и поддержку.
А затем принимаю еще одно решение, и я надеюсь, что хотя бы оно будет правильным.
Глава 11.
Я провожу в прострации, в которой нет звуков, кроме моего дыхания, слез и чужих голосов, несколько дней. Выбираюсь из нее раз в сутки, чтобы пробраться в ванную за аптечкой и на кухню – за дешевым растворимым кофе.
Слезы кончились еще в первые часы. Я вообще не думала, что могу провести за бесполезным, по своей сути, делом – плачем – столько часов. Впрочем, вместе с солью ушла и боль. По крайней мере та, что не дает спать по ночам и заставляет сжиматься всем телом в тщетной попытке прекратить страдания.
Наверняка я драматизирую. Это стало понятно на следующий день после сообщения Зеленого, на которое я не стала отвечать. Драматизирую, зато, разрешив себе прогулять университет – спасибо Юле за прикрытие – мне стало легче. В принципе, я не делала ничего полезного, просто лежала и работала.
Сегодня четвертый день моего заточения. Тело успело восстановиться – в тех местах, в которых было травмировано. Бледность, конечно, никуда не ушла, но я ее не тороплю.
Родители после “памятного” вечера меня старательно игнорируют. Точнее, мать игнорирует, лишь кидая мажущие презрительные взгляды. Отцу всегда было плевать, так что в наших с ним отношениях ничего не поменялось. Как они отнеслись к моим прогулам? Легко, в университете “вдруг” разгорелась эпидемия гриппа, и мою группу отправили на карантин. Еще один низкий поклон подруге за своевременную подстраховку и “личным указом ректора”.
Я проснулась с благостным настроением. Казалось, еще немного, и душевные раны затянутся вслед за физическими. Все-таки удаление приложения с перепиской оказалось правильным решением, хотя первые часы я колебалась. Все тянулась к телефон, желая спросить: за что? Почему он так со мной поступил?
Но не всем поступкам стоит искать причину или оправдание. В конце концов, это ничего не изменит.