- Э-э, Пистон, хорош борзеть. Паштет верни!
Не оборачиваясь, Пистон показал Жорику средний палец:
- Не будешь забывать, - свернул в коридор.
- Урод, - процедил сквозь зубы Жорик, взялся за контейнер с курицей и овощами.
Он съел бы и больше, но два обстоятельства не позволили набить живот до отвала. Первое: не было понятно, поставили их на довольствие или начнут кормить только с завтрашнего утра. А раз так, то индивидуальный рацион следовало растянуть на весь оставшийся день. Второе: Пахло. Жорик сам не знал, почему так делает, но по-другому поступить не мог.
После скромного перекуса он рассовал по карманам куртки хлебцы, плавленый сыр, яблочное повидло, банку говяжьей тушенки, упаковку овощного рагу, повертел в пальцах и положил шоколадный батончик. Остальное сложил в вещмешок, с которым ни на миг не расставался (воровство на «Салюте» процветало). Из ящика возле тумбы с подносами взял бутылку с водой и двинул на выход.
Остановился перед «дежуркой», некоторое время придумывал нечто правдоподобное. Он уже десять раз пожалел, что не сразу накормил Пахло, а решил пожрать сначала сам. Жорик не рассчитывал, что Пистон так скоро заметит нарушение. Но тот заметил, и вот теперь он стоит перед дверью в дежурное помещение и выдумывает легенду. Наконец, Жорик вдавил кнопку переговорного устройства.
- Кто? Чего надо? - в динамике послышался скрипучий далеко недоброжелательный голос. Жорик хорошо представлял физиономию злобного ренегата.
- Сэм, мне это… я Жорик, короче. Мне Качака велел, ну… ареста покормить этого… Пахло.
Жорик знал, что старпом укатил вместе с Пирцентом и слова его проверять не будут, а потом уже не вспомнят.
- На хрена его кормить?
- Не знаю, - Жорик пожал плечами, а потом бодро и даже дерзко добавил, - а ты это, у Качаки спроси.
- Ладно, иди, ща открою.
Ему пришлось постоять возле запертой двери еще с минуту и таращиться на ржавый металл с отслоившейся местами краской, прежде чем щелкнул ригель электромеханического замка.
Пахло сидел, прислонившись спиной к стене, в темном помещении бывшей инвентарной два метра на два с низким железным потолком, под которым приходилось пригибаться. Внутри пахло мочой и ржавчиной. Арестант напряженно смотрел на Жорика.
- Я тебе тут это… пожрать принес, - Жорик стал доставать из карманов продукты.
Лицо Пахло изменилось, сначала расслабилось в благодушную улыбку, а затем поборзело. Он встал, пригибаясь, подошел к двери, через плечо парня посмотрел на двор. Несколько наемников шарахались по базе.
- Че Пирцент говорит? Когда меня вызовет?
- Он с Качакой уехал.
- И когда вернутся?
Пахло брал продукты и распихивал по карманам, постоянно возвращаясь взглядом за спину Жорику.
- Не знаю. Они старика с собой потащили, думаю…
- Курить дай.
Жорик из нагрудного кармана достал пачку, собрался выбить несколько сигарет. Но тот взял всю пачку:
- Зажигалку гони.
Несколько секунд Жорик с упреком смотрел на обнаглевшего Пахло, но потом все же полез в карман за зажигалкой. Дело в том, что Жорик был должен этому грачу. Он спас его, когда Шиза и Мамочка притащили еще тепленького со сна Жорика в сортир, где их поджидал Гомес. Неизвестно, а скорее известно, чем закончилось бы дело, не появись в самый ответственный момент Пахло. В тот день он был дежурным по базе и зашел по нужде. Распаленный Гомес с красной рожей, бешеными бычьими глазами рекомендовал Пахло идти куда подальше. Но тот, толи по доброте душевной, толи из-за личной неприязни к «сестрам» открыл клапан на кобуре и попросил «глиномесов гребаных» идти самим в том направлении.
По стечению обстоятельств или по каким другим причинам, все они трое на следующий день были направлены Качакой на «мясозаготовку». Из рейда вернулся лишь Гомес, и тот израненный. Группа сталкеров, которую они решили ограбить и затем пленить, оказалась несговорчивой.
Жорик отдал зажигалку Пахло.
- Ты мне рожу здесь не строй, - рыкнул Пахло и заточил на парня гневный взгляд. - Забыл, кто резьбу спас?
- Не забыл, - буркнул Жорик.
- Не забыл, - передразнил его наемник, некрасиво выпячивая нижнюю губу. - А на хрена тогда в спину сунул? А?
- Для убедительности, чтобы это, Кобзя, ну… ухо тебе не выжег.