— Да, и не только там.
— Вам повезло посмотреть мир.
— О, я вижу, и ты жаждешь путешествовать?
— Наверное.
— Что ж, тогда тебе ещё доведётся узнать, что мир полон контрастов. Он может быть прекрасным и ужасным, дружелюбным и враждебным, а иногда все это вообще меняется местами или оказывается вовсе не тем, чем кажется.
— Ого. — Дара потёрла нос. — Кажется, понимание вы мне не облегчили.
— Ничего. — Аматей снова улыбнулся и потрепал её по руке.
— А вы сиоб?
— Я — нет, ну что ты. Я самый обычный человек.
— Правда? А что вы тогда делаете в городе сиобов?
— Я не только человек, милая, я ещё и свободный человек. А потому живу где хочу, там, где мне рады. Пусть я и не такое уж интересное существо, а самое что ни на есть заурядное.
— Но вы добрый, это сразу видно. А это ведь дорогого стоит в наше время.
Аматей внимательно посмотрел на свою собеседницу.
— Да, наверное. — Он перестал улыбаться. — А ты, видимо, успела в свои юные годы узнать, что это качество редкое?
— Да, успела.
— Ничего, девочка. Думаю, здесь ты сможешь обрести свой настоящий дом. Предложение выбрать подарок касается и тебя. Посмотри, что тебе нравится. Понабрал всякой всячины в лавке у Катарины.
— Катарины?
— У неё гостиница в Меркурии и магазин имеется. Снабжает необходимыми редкостями весь город.
Аматей поднял крышку, и девочка заметила, что руки у него маленькие, пухлые, с ямочками и небольшими детскими ногтями. Выглядел он как простак, но что-то, особенно если заглянуть ему в глаза, заставляло думать, что этот кругляш не так прост. Дара принялась рассматривать, что было в ящике, и среди камешков, необычных статуэток, ракушек из кварцитиана и предметов непонятного назначения она отметила небольшие полупрозрачные кубики со скруглёнными краями, по разным сторонам которых были искусно выгравированы различные знаки или рисунки. Она выудила один из них и посмотрела на свет.
— Что это? — Дара прищурилась, пытаясь рассмотреть гравировки в тусклом свете.
— Ах, это? Это лары.
— Лары?
— Да. Одна из ходовых валют Меркурия. — Он поглядел на девочку, удивлённый её незнанием. — Неужели ты никогда таких не видела?
— Нет. А что за рисунки по краям?
— Важные для города символы. Люди, представители разных гильдий. Даже члены совета, хотя они не любят размещать свои лица на чём попало.
— Возьму эту.
— Ну, если ты больше ничего не хочешь… тогда пусть будет тебе во всем удача, пока хранишь эту лару. Дай-ка мне взглянуть, что там. — Аматей взял кубик и внимательно рассмотрел, стараясь поймать блики от костра на свету. — Так, тут у нас главная башня… Тут, кажется, северный мост… Тут главное здание гильдии магиков, всегда думал, что оно невероятно впечатляющее, может быть, даже самое впечатляющее во всем городе.
— Аматей! Друг мой!
— Эси, ах ты засранец!
Мужчины крепко обнялись, причём худенький и хрупкий повар, казалось, полностью утоп в широких объятиях толстячка. Дара, отойдя от обнимающихся приятелей, увидела пересекающую поляну Лизу с красным от злости лицом и взглядом, готовым испепелить всякого, кто к ней подойдёт. Взяв себя в руки и натянув улыбку, Лиза направилась в эпицентр празднества, где всё ещё не прекращала блистать Гесса.
Дара, махнув Аматею, хотя тот, увлечённый беседой, кажется, этого не заметил, направилась прямо туда, откуда выскочила Лиза, и
обнаружила там прислонившегося к дереву Тео, который сидел, обхватив голову рукой.
— Эй, ты чего это?
Дара положила ладонь на его трясущееся плечо.
— Из-за лманга?
Тео поднял голову и посмотрел на неё. Грустно, отрешённо, и тихо ответил:
— Да. И нет. Из-за всего сразу.
Дара уселась рядом с ним.
— Из-за неё, да? Не волнуйся, я ведь уже давно заметила. Это видно, как ты на неё смотришь.
— Что ж… от этого мне ещё более стыдно.
— По-моему, стыдиться тут нечего.
— А я думаю, есть чего. Есть. — Тео ожесточённо потёр ладонями щёки и провёл рукой по волосам, убирая падающие на лицо пряди. — Я и так достаточно унизился, навязывая себя и свою любовь человеку, которому это вообще не надо.
— Может, она передумает?
— О, это вряд ли. И мне стыдно. Стыдно так унижаться. Стыдно от того, как я при этом выгляжу. Так, как будто сам ничего не стою. Сам не могу ценить себя. Но знаешь, что самое ужасное? Что я вообще ничего не могу с этим поделать. Словно не владею собой.
— Может, потом тебе станет легче?
Тео криво улыбнулся.
— Да, наверное. Уже стало. Не так больно, как тогда. А тогда… тогда мне казалось, будто пресс надавил мне на грудь так сильно, что слёзы текли сами собой. Мне казалось, что я просто лягу и умру прямо сейчас. Никогда не испытывал такой боли.