Посмотрела в зеркало и снова не узнала себя. Вроде лицо то же, но какое-то другое. Она потрогала ладонями костную структуру — будто бы и она изменилась. Глянула на руки — пальцы те же, царапины, ссадина так и не зажила. Руки всё те же, а лицо другое. Глаза потемнели, горят на бледном худом лице, как два синих фонаря. Да, так любого испугаешь. Что ж, это хорошо. Пусть боятся. Так Лиза любит говорить.
Оделась, обмотала ладони полосками кожи — до сих пор не привыкла к принятым в Кайро лаксам, натянула высокие кракены. Пересыпала из кармана в тонкий прочный мешочек ломтики вяленого мяса, которые здесь почему-то называли чипсами. Стащила вчера на кухне. В коридорах было пусто, хотя, может, ещё слишком рано. Свет не горел почти нигде. Наверное, с генераторами снова непорядок. Бледные, тусклые лучи пробивались из редких окон. Невесёлое утро для первого раза.
Айвис уже ждал её в Рае. Наскоро хлебнув подогретого пунша, они отправились в лаборатории, откуда Дара забрала Матильду — пусть побегает, развеется. Медея не сказала ей ни слова. Ну и, гарпии её дери, пусть. Пусть.
Айвис тоже молчал и продолжал это делать всю первую часть пути. Только махнул постовым у ворот. Он ехал чуть впереди, прямо, даже слишком прямо держась на лошади. А девочка — позади него. Она смотрела, как неспешно движется магик, как чернеет его силуэт на фоне расцветающего, алеющего неба, смотрела на его гибкие движения. Что-то всё-таки в нём было. Несколько дней назад, когда она сказала Айвису, что передумала, он только кивнул и назначил первое занятие. И больше ничего, ни слова.
Вскоре поднимающееся солнце красным шаром повисло над тонувшим в утреннем мареве городом. Розоватые здания проступали из сумерек. Дара знала этот путь. Вот она, заросшая аллея, вот улица с двухэтажными домами, а следующей будет небольшая площадь с разрушенным фонтаном, где всё густо заросло. Чуть дальше — парк с прудом. В парке несколько округлых зданий с куполом. Как говорили, там проходили выступления актёров, певцов и музыкантов. И вообще всякие зрелища. Сложно себе представить что-то подобное в этой пустоте, ведь сюда стекались тысячи и тысячи людей. Сейчас кругом валялись доски, осколки стекла, покорёженные ветром или мародёрами рамы. Чуть дальше были набросаны баллоны, может, из-под краски. Запустение.
Через какое-то время они, перемещаясь по одной из главных улиц, добрались до западной части города. Дара решила прервать молчание:
— Как вы думаете, миру пришёл конец?
Айвис посмотрел на неё и задумался.
— Сотню лет назад все так и считали. Но, как видишь, мир ещё дышит.
— Да, но выглядит всё так, будто он на последнем издыхании.
— Наверное, это так и есть.
— Что ещё осталось в мире? Всё, что я видела, это люди, убивающие друг друга за еду в попытках хоть немного продлить свои жалкие жизни. А когда я жила в деревне — я больше ничего не знала о мире. Есть ли в нём хоть что-то, ради чего его ещё стоит сохранить? Зачем нам жить, если мир медленно умирает?
— Может, его ещё удастся спасти. — Айвис пожал плечами. — Ведь когда-то он был совсем другим. Точнее, я помню его другим.
— Каким?
— Без войны. Без смерти. Без голода. Он был полон новых открытий, полон магии. Полон всего того, что ждало нас в будущем.
— Но будущее стало не тем.
— В какой-то момент всё погрузилось в хаос. А теперь мы просто пытаемся из него выйти.
— А если не выйдем? Для чего тогда жить? Если нигде и никогда тебе не будет места?
— Может, для того, чтобы создать свой собственный мир? Реальность, где будет место всем, кто захочет. Как ты считаешь, стоило бы жить для этого?
Дара промолчала.
— Не согласна со мной?
— Не знаю. Только… только вы уже создали тут что-то своё. Да, это, наверное, лучше, чем жить где-то там или, того хуже, скитаться по дорогам. По крайней мере, так больше шансов на выживание. Но… по сути всё осталось тем же. Все просто выживают, как могут. Вы учите нас искать в себе что-то феноменальное, то, что сделает нас ценными. Только кому нас ценить? Почему бы не сказать им всем правду? Что они просто самые обычные несчастные дети, сироты без роду, племени и семей, которых хотят уничтожить, как выродков, как жалкое отребье. И которым некуда больше пойти, потому что там их рано или поздно убьют серые маски, а там — охотники. Вот это надо им говорить, а не учить разыскивать в себе феноменальность, которой нет и не было никогда. Что ещё создавать, если в любом случае всё останется вот так?