Вот она выезжает на площадку, когда та пустует, чтобы потренировать Матильду, на которую никто не посягнул — возможно, потому, что так сказал им Айвис. Она держится на роботе всё лучше и лучше и не падает, когда пантера выполняет свой самый долгий прыжок, и гладит её по белой шее, как будто та живая, а робот подмигивает голубыми огоньками глаз. А вокруг собираются зрители, которые только за один шанс прокатиться на Матильде стали бы её лучшими друзьями. И обе они, робот и девочка, ждут, когда смогут наконец пробежаться по пустошам за городом, когда смогут увидеть расцветающие там цветы.
Вот она снова помогает Тео кормить его чешуйчатого друга, и тот узнает её и радуется ей, а она гладит его по длинной толстой шее, удивляясь, что такие создания вообще существуют на свете.
Так всё и шло, монотонно, однообразно, каждый день работа так изматывала её, что она засыпала, не успев обдумать происходящее. Так оно и продолжалось, пока не стало привычным, пока не стало казаться, что был в её жизни только Кайро, только это место, странное, суровое, беспокойное. И лишь по ночам, когда одни звезды могли наблюдать за ней, в снах, которые она запрещала себе видеть, она снова возвращалась в свою деревню и говорила с братом, снова видела, как Ава стоит у дерева, зажмурив глаза, снова ненавидела Яниса, снова смотрела в затянутые тьмой глаза Фриды и наблюдала, как в них отражается то, иное, исходящее из червоточины. Снова вспыхивали и гасли вокруг неё мерцающие частицы, стоило ей только прикоснуться к кристаллу, снова она ощущала, как льется в руки обжигающая сила, как она проходит сквозь тело. Снова и снова, до самого рассвета. Но лучше было не помнить снов.
Так всё и продолжалось, пока не распустилась наконец молодая листва и не стало тепло. Весенним утром Дара, как она делала уже некоторое время, вышла тренироваться в стрельбе из лука. С помощью Тео удалось организовать небольшое стрельбище, вдалеке от популярных маршрутов. Щиты, сбитые из досок, которые в обилии валялись на одном из складов, он снабдил аккуратно выведенными красной краской мишенями. Сегодня Эси освободил Дару от её утренних дел, которые касались чистки огромных сковород. Обычно все, в чьи обязанности входило обслуживание и содержание кухни, избегали этих сковород как только могли, но Дара, не выказывая неудовольствия, вооружалась скребком и методично отдирала пригоревший жир и остатки пищи. Такое безропотное приятие грязной работы вызвало ещё большее расположение заведующего кухней. Дара ссылалась на богатый прошлый опыт, когда мать заставляла её отчищать котелки песком, только не упоминала о том, как она возмущалась и ругалась на всю деревню во время этого неблагодарного занятия. И Эси не обязательно было знать, что такое нудное дело нравилось ей по большей части тем, что спустя пару часов голова становилась абсолютно пустой от всяких мыслей. А порой эффекта хватало даже на то, чтобы освободиться и от снов.
Работа на кухне позволила Даре получить и ещё одно важное преимущество: возможность наблюдать за приходящими в Рай, когда они не видят. Так она составила для себя довольно объёмный портрет жителей Кайро, замечая странности их внешности, строения лицевых костей и глаз, а иногда — отличия кожи и конечностей. Наблюдать в открытую она бы не рискнула. И всё же, когда Дара попадалась им на глаза или натыкалась на кого-то в коридоре, она замечала на себе заинтересованные, равнодушные или даже презрительные взгляды. Иногда она слышала, как они обсуждают её или делают непонятные жесты руками с той целью, чтобы новая девчонка что-то прочла между строк. Дара обычно делала вид, что не понимает, и отворачивалась, после чего следовал беззлобный смех. Кейра, девчушка с переливчатыми глазами, которые она умела расширить так, что они буквально занимали половину её небольшого лица, объясняла Даре: ребята просто проверяют её, потому что не знают, стоит ли относиться к ней как к своей. К слову сказать, после того, как Дара прокатила девчонку на Матильде, та возомнила себя её младшей сестрой и вообще не отходила бы от новенькой, если бы только та позволила. Дара не разрешала крутиться рядом постоянно, потому что Кейра была уж слишком разговорчивой, но всё же не прогоняла девчонку, которая бывала очень милой, да и порой её болтовня могла оказаться полезной — нужно же было откуда-то черпать сведения о жизни вокруг. Что думать обо всей этой жизни, о сиобах и о происходящем, она пока не знала. Но ясно было одно: тут никто не приносит в жертву младенцев — это она уточнила специально — и не трясётся от страха перед Эйо. Мало того, никто и понятия о нём не имеет. А это уже может сделать её пребывание здесь вполне сносным.