Все дни, когда я сбрасывала трубки, не отвечала на смс, вообще никак не шла на контакт, изводя своим молчанием, он просто эмоционально выгорал.
Мы стояли на пороге, крепко обнимались, я нежно гладила ладонями его широкие плечи, затылок, мягкие и такие непослушные волосы, понимая, что он самый родной человек на всей Земле.
Нет между нами страсти. Да и такой, как с Макаром, не было никогда, даже в медовый месяц. Но есть любовь. Чёрт знает, какая. Как к мужчине? Как к другу? Может, даже, отчасти, как к отцу?
Сама, наверное, и не разберусь. Но знаю, что это любовь. Самая настоящая, Крепкая, сильная, и уже на всю жизнь.
В этот момент в голове всплывают слова Макара "....предаём его, как последние твари".
По щекам застурились слёзы. Только сейчас осознала, что пути назад уже нет. Узнает Андрей когда-нибудь о том, что произошло или нет - отношения больше не будут прежними. Теперь уже никогда.
- На данный момент угроза жизни миновала. Мы восстановили работу клапанов, улучшили проходимость сосудов, но боюсь, нам удалось лишь оттянуть время. Рано или поздно, понадобиться операция.
Сидели на кухне. Андрюша, приняв ванную, был в домашних штанах, без футболки, вытирая полотенцем мокрые волосы.
Я раскладывала по тарелкам тот самый омлет, мысленно благодаря Макара, что он не остался.
Нет, видеть их рядом после всего, что случилось, однозначно, выше моих сил.
Я и так с трудом находила возможность улыбаться ему и поддерживать разговор.
- Ты говоришь про пересадку?
Поставила перед мужем тарелку, пытаясь унять неприятную дрожь, когда он притянул к себе за талию, усадив на колени.
Мне не была неприятна наша близость. Скорее, наоборот, даже хотелось её, но в ином формате. Чисто, как с другом.
Поэтому, когда руки мужа переместились на внутреннюю поверхность бёдер, непроизвольно вся сжалась. Он, конечно, не мог это не почувствовать и сразу прекратил дальнейшие ласки.
- В конечном итоге, да. У неё с рождения больное сердце, плюс внешние переживания. Настанет момент, когда пересадка будет неизбежна. Наше дело - оттягивать время и искать донора.
- Макар в курсе?
Андрей кивнул, зарывшись лицом в мои волосы.
- Пересеклись сегодня утром в больнице. Может, выбрал неподходящее время, но сказал напрямую. Для него Карина - самый близкий человек в мире, он бы не простил, если бы я начал что-то скрывать. Хотя, может, и стоило день-два повременить. Он выглядел таким разбитым. Толком ничего не смог ответить и даже не смотрел в глаза.
Не смотрел в глаза...Потому что у него есть совесть, в отличие от меня. Потому что не может делать вид, что ничего не произошло и вот так спокойно чаёвничать на кухне.
- С тобой он то же вёл себя так? Не заметила ничего странного? Он ведь поднялся к нам, как подвёз тебя?
У Андрея не получилось сделать вид, будто задал последний вопрос невзначай, как бы между делом. Не видела взгляд мужа, но в голосе опять проскользнули ревностные нотки.
Вот что безвозвратно ушло из наших отношений - доверие.
- Он выглядел очень уставшим, попил кофе и ушёл. Мы толком ни о чём не поговорили. Только условились, что я как и раньше, буду заниматься с Кариной, теперь, может, ещё чаще.Ты же не против?
Андрей не успел ответить. Его сотовый, лежащий на столе возле тарелки с остывающим омлетом, гроко завибрировал, а на экране высветилось имя Збарского.
Сердце испуганно сжалось, когда муж ответил на вызов.
О чём им сейчас разговаривать? Емли уже пересеклись в больнице, значит, Макар в курсе состояния сестры. А какие ещё сейчас могут быть общие темы?
Не слышала ни одного слова Збарского, но в какой-то момент ладонь мужа, поглаживающая мою коленку, замерла, а ещё через пару секунд он резко ссадил меня с колен и сам поднялся на ноги.
Меня начало колотить. Не знаю, можно ли было что-то разобрать по моему лицу, но страх сковал сердце в тиски. Неужели...
За весь недлинный звонок Андрей бросил короткое "сейчас буду" и отключил вызов.
Окинул мельким взглядом уже накрытый стол, поднял на меня хмурые, почерневшие глаза, мрачно отрезав:
- Завтрак отменяется.
Он прошёл мимо меня в спальню, и принялся вываливать вещи из шкафа на кровать.
Я замерла в самых дверях, чувствуя, как подкашиваются ноги, а дыхание спирает где-то в горле. Он уходит? Не может быть, чтобы Макар ему во всём признался. Ведь сам взял с меня слово, что буду молчать и сделаю всё, чтобы Андрей никогда ни о чём не догадался.