Люси смотрела на Лувье непонимающим взглядом, пытаясь связать его слова с Парижем, с собой, да хотя бы с чем-нибудь, но мозг отчаянно отказывался думать, связывать, решать. Она смотрела на мелкие складки его тонких ярких губ и весь мир отказывался существовать. Вот так. Их жизнь всегда состояла из крошечных признаний, шагов на встречу и километров на самолете друг от друга. И так о Париже уже кто-то говорил...
- Люсиль, как же ты не понимаешь до сих пор, что я люблю тебя, дура ты! - сказал Жорж и, подойдя к ней, запутался грубыми длинными пальцами в её волосах, нежно притрагиваясь к её губам своими. Он боялся причинить ей боль, спугнуть её, забрать у неё любимую ею свободу. Только сейчас она чувствовала, не делая ни шага вперёд, что тот, кто тебя любит, сделает для тебя всё. Все шаги. Люсиль чувствовала, что нужна. Ещё никто и никогда не целовал её так сосредоточенно. Словно она только и была одна в это мире. Словно она и была миром. Словно он остановил время, чтобы поцеловать её. Остановил время, эпоху и эру. Словно не было ни прошлого, ни будущего, только сейчас действительно было и в этом нельзя усомниться. Именно эта секунда была, когда его губы целовали её губы, когда спускались ниже, на шею, по которой, уже не стыдясь своего присутствия, бежали мурашки. Она и не помнила, в какой момент ответила на его поцелуй. Для неё уже давно никого, кроме него, не существовало.
Кто-то уже говорил ей о том, что она дура. Но почему ей вспомнилось это именно сейчас?
Глава 7
7
- Сабо, а тебе не надоела эта работа? - спросила Звёздочка, крася губы перед зеркалом. Эта насыщенная красная помада была у танцовщиц кабаре "Нувари" одной на всех.
Люси, улыбаясь, подтягивала чёрные чулки, уменьшающие ширину её и без того тонких ног, поставив одну ногу на стул. Прозвище "Сабо" прилипло к ней за её пристрастие к изящным туфлям. Однако "сабо" - это название туфель крестьянских девушек.
- Нет, я люблю танцевать! - сказала Люси беззаботно и залюбовалась своим отражением, подняв и опустив свои молочные острые плечи. Бывают в жизни каждой женщины такие пусть и короткие, но упоительные минуты наслаждения самой собой. Когда тебе нравится всё, что ты имеешь - обычно такие минуты приходят вместе с первыми порывами влюбленности. Но в случае Люсиль они были хоть и не первыми, но так долго таившимися внутри, что своей свободой были головокружительно пьяны.
- А мне надоело! На одну зарплату массовки долго не проживешь, приходится иметь покровителей, но, ты сама знаешь, Сабо, это же отвратительные смердяи! Фу!
- Мелисса, кто бы говорил! - вмешалась в разговор, затягивающая корсет, низенькая девушка с безупречно чёрными волосами и сиреневой помадой на милых губах-бантиком. Звёздочку между собой все называли по настоящему имени - Мелиссой. Это в кругах "отвратительных смердяев" её звали Звёздочкой, для уменьшения солидности. - Мне попадаются мужланы гораздо хуже твоих!
- Ула, тебе ли жаловаться, они хотя бы деньгами компенсируют своё жирдяйство. А, знаете ли, я люблю мужчин, таких, патриотов, ну, чтобы уж совсем Мужчины с большой буквы, а эти кто? - Звёздочка часто выражала свои мысли очень открыто и за это её никто не осуждал.
- Вот знаете, девочки, говорят немцы почище будут, чем наши-то, - тихо сказала Ула, следя за реакцией девчонок. Люси потеряла улыбку, Лилиан взяла у Звёздочки помаду и безразлично принялась водить ею по своим обветрившимся губам, знавшим немало отвратительных ей поцелуев и оттого ставших совсем безразличными, а Звёздочка задумчиво смотрела в пустоту.
- Что ж, возможно - я не могу этого отрицать. Но я склоняюсь к тому, что у каждого есть поганая овца в стаде, - сказала Мелисса. Пожалуй, это было единственное место в мире, где так спокойно и без оглядки хорошо отзывались о немцах. Но Люсиль, хотя в какой-то мере была согласна с Улой, знала одно - на войне, как на войне. Никто здесь не бывает чист. Нельзя забывать о том, сколь бесчестно поступили немцы, начав пуляться газом.
У Люсиль каждый раз от мысли об этом тряслись руки. Ведь Жорж был там, на фронте, он страдал, должно быть, от этих жутких мук, прежде невиданных человечеству! Но никогда она не говорила об этом с Жоржем, боясь воскресить в его памяти ужасы, которые мужчины прочувствовали на собственных шкурах во время войны. Мировой войны! Она закрыла глаза, выдохнула и подумала о нарциссах. Почему о нарциссах? Не знаю, но именно они пришли ей в голову. Казалось, сегодня их миссия - успокоить её.