Глава 12
12
Люсиль стояла перед зеркалом и размазывала помаду по губам уже на третий слой, так что она подчёркивала на губах каждую складочку. Попыталась улыбнуться. Одними губами. А чуть выше, по обеим сторонам от тонкого, с тупым кончиком, носика, на неё из зеркала смотрели безразличные, злостные глаза. Они кололи, словно колючая проволока на заборах в тюрьмах. В тюрьме её чувств. В тюрьме, куда её могут упрятать, если она пойти на поводу у чувств. Нельзя перед Лувье быть злой и ужасной. Взамен на то, что он сдаст её, его могут отпустить. А Люси слишком много отдала ради свободы, чтобы её потерять. Нет, теперь она её не потеряет никогда!
Из гостиной появился Жорж. Помятый и лицом, и одеждой, с узкими ото сна глазами, которые ещё не могут адаптироваться к яркому солнечному свету и теплому жёлтому свету, который Люси включила в коридоре. Он почесал рукой свой затылок и Люсиль улыбнулась. Она снова пахла малиной и, кажется, ванилью. Помада была светлой, слегка розовато-пыльной, должно быть, цвет пыльной розы. Этот цвет красиво оттенял её белоснежные зубы, не делая их слишком ослепительными для такой скромной обстановки. Но Люсиль Фужер вся обычно бывала ослепительной и неизвестно как ей это удавалось.
- Доброе утро, Лувье, - сказала она и, подойдя к растерянному Жоржу, небрежно (пожалуй, чересчур) чмокнула его в щёку. Есть только один способ отомстить: вывести его на чистую воду перед законом и заставить его не сдать её немцам до того, как она сдаст его. Коварная улыбка посетила её губы и глаза хитро сузились. Лувье наблюдал за тем, как она ушла в ванную, что-то мило лопоча, а затем появилась снова в коридоре и улыбалась, трясла волосами, закрывала помаду и складывала её вместе с тушью в бесформенную косметичку.
Она увлекла его разговором на кухню, села, побуждая его налить им чаю. Он, всё ещё не понимая, что происходит, принялся наливать чай, наслаждаясь её воркующим голоском. Не верилось, да и не в привычке его было верить. Тем более, ей.
- Так и что ты думаешь? Соглашаться мне? - она облокотилась локтями о стол и смотрела на него во все глаза. В них - никаких эмоций, кроме какого-то странного и непривычного блеска. Но она, кажется, действительно хотела знать ответ. На самом деле, в рассказе о Демье и развитии её карьеры, которое он предложил, Люси не сказала самого главного - о том, что вместе со столь любезным безвозмездным предложением, ей предлагалась обыкновенная сделка: выбрать, она или Лувье пойдут на эшафот за измену родине.
И, безусловно, ответ Жоржа на вопрос соглашаться ли ей работать в настоящем театре, как предожил ей Демье, она расценила бы и как ответ на вопрос, соглашаться ли ей сдавать Лувье правосудию, которое, впрочем, значительно запоздало и уже не имело никакого смысла.
- Конечно, - сказ Жорж, стараясь не расплескать горячий чай и аккуратно подходя к столу. Он поставил одну чашку перед ней и она улыбнулась вместо словесной благодарности и с улыбкой продолжала смотреть на дымящийся чай. - Работать там, где ты хочешь - это счастье. Вот взгляни на меня, я работаю в какой-то яме, - Люси слушала его с застывшей, словно в гипсе статуй, полуулыбкой, сочетаемой со взглядом, который превратил её полуулыбку в усмешку. - Хотя о чём я всю жизнь мечтал?
Разумеется, риторический вопрос. Но она машинально пожала плечами. Она действительно понятия не имеет о чём он всю жизнь мечтал.
- О чем? - спросила. Он посмотрел на неё как-то странно и непонятно, то ли с осуждением, то ли с непониманием, то ли ещё с чем-то...
- Я всю жизнь мечтал играть.
- На сцене? - она изобразила оживление, но довольно дохло.
Он усмехнулся вслух и взялся за чай.
- На пианино.
- Музыкантом, - Люсиль рассуждала таким тоном, словно уже была знаменита на всю Францию или, по меньшей мере, на весь Париж. Чёртов Париж!
- Да, - сказал Жорж, усмехнувшись и тут же посмотрел ей прямо в глаза, без тени улыбки, так, будто спрашивал: "почему же ты не знала?", но безо всякого укора. Грустный, вопросительный взгляд из-под бровей.
Люси отвела взгляд, вздёрнув брови, в чашку чая с грустным осознанием того, что не знает, чем заполнить возникшую паузу.
- Я ухожу сейчас. Репетиции, - сказала она и поднялась, беря со стола ключи. Она с утра носилась туда-сюда, так что и ключи уже сотый раз переложила из коридора в кухню...
Она не ждала от него ответа. Она никогда ни от кого не ждала ответа. Она только спрашивала, чтобы сделать так, как считала нужным. Она поступала не как женщина. Никакой покладистости. И нет, он любил её не за то, что она была гордой и делала всё, как хочет - он просто её любил и принимал эти её самые огромные недостатки вместе с её прошлым. Он и сам в нём прилично виноват.