Он, вообще, как, нормален? Мне доводилось видеть, чем порой заканчиваются попытки понтануться и сделать даже не самые технически сложные вещи без разминки и разогрева. Нет уж. Я себя люблю такого, какой я есть. Меня прорвало, и я всё-таки высказался:
— Вот прям щас. Разбежался и пошёл. Вы тут часом банк не ограбили? Нет? А то есть риск на больничных разориться. Вы — как хотите, а я пошёл разминаться.
Уходя за кулисы, я увидел, как Альберт завернул вслед за мной.
— Кажись, сработаемся, — донеслось со сцены. Жаль, я не слышал, кто это сказал.
Я шёл по узкому коридору и решал, где здесь вообще можно найти помещение для разминки. В идеале хорошо бы — на сцене, но там вся ждущая развлечений толпа.
Нас нагнал Богдан.
— Куда пойдём?
Я вспомнил множество соревнований, в которых участвовал. Где мы порой только не разминались!
— Может, в фойе? — предложил я. Хотя, кто их тут знает, какие у них здесь правила?
— Идём в гримёрку? — предложил Альберт, и удивительным образом разобравшись в запутанных коридорах, безошибочно завернул в нужную сторону.
Минут десять мы разминались. Я усиленно думал над кучей вопросов одновременно. Что именно сделать сейчас, чтобы они все утёрлись? Что, из того, что можно для этого сделать, безопасно делать здесь, прямо на жёстком полу без матов? И что попроще для исполнения будет смотреться особо эффектно?
Нас не беспокоили. Поразминавшись, мы вернулись на сцену, где Борисович тоже дирижировал чем-то наподобие разминки.
Мы остановились на краю сцены. По мановению руки Борисовича замолкла музыка, и все головы повернулись в нашу сторону.
Я пожал плечами, отошёл совсем уж в край кулисы, разбежался и сделал пару сальто и винт. Потом вернулся в центр сцены, походил на руках, развернулся спиной к залу и сам себе поаплодировал пятками. В ответ — тишина. Я развернулся в профиль, медленно прогибаясь в спине, опустил стопы к полу и, почти встав на мостик, резко вздёрнул ноги вверх и в прыжке перевернулся в нормальное положение.
— Два брата-акробата, — когда я развернулся лицом к Борисовичу, пробормотал кто-то за моей спиной.
— Вы ваш финал «разведите» так, чтобы я с самого краю оказался, — обратился к Борисовичу я.
После меня свои «фишечки» показывали Альберт и Богдан. Альберт, на мой вкус, был слишком уж балетным. Хотя, что я понимаю в балете? Альберт был лёгким, летящим и изящным, но, как мне думалось, на подобные шоу народ ходит не на пируэты поглазеть. Богдан явно был «с миру по нитке», но интересен. На мой непросвещённый взгляд, разумеется.
Потом Борисович по нескольку раз прогнал те номера, которые мы учили с Ежом. Нам было сказано, что с завтрашнего дня нас начнут «вводить» и в другие танцы, заняться которыми Ёж-Лёша не успел. Минут за тридцать до начала выступления нас согнали со сцены и развели по разным гримёркам, чтобы «старички» бдили за нами, тыкали носами и по первости водили за руку.
Про поесть я уже не заикался, хотя желудок подводило от голода. Я просто выскользнул в фойе и купил в буфете пару бутербродов, которые провалились внутрь, словно их и не было.
К моему возвращению, на подзеркальниках в гримёрке и на полу в кулисах появились бутылки с водой. На них один из парней старательно выводил буквы чёрным маркером.
— Ты — Дима? — полуутвердительно произнёс он.
Я кивнул, и он кривовато вывел на бутылке заглавную букву Д.
Когда все начали переодеваться, я мысленно присвистнул. И куда меня занесло? У них тут у всех, ну, то есть, почти у всех, похоже, была какая-то тату-мания. Якудзой себя парни вообразили, что ли? Никогда этого не понимал. Хотя с последних рядов, возможно, только по татухам и можно определить, кто здесь кто. Принцип, как в порно, мысленно хмыкнул я. У кого-то — на руке, у кого-то — на спине, у кого-то — на груди.
Удивление у меня вызвали не только цветные разводы по телу. Похоже, с техникой безопасности здесь полный швах, или парни откусили кусок не по зубам: на каждом третьем был либо фиксатор, либо тейп. Но додумать эту мысль я не успел. Зазвенели звонки. Первый… Второй… Третий… Пора.
Пару лет спустя попалась мне в сети шутливая диаграмма «Мысли танцоров во время выступления». По восходящей градация шла так: ритм, позиция в линиях, хореография, когда вступать, меня все хотят. Признаюсь вам, про ритм, хореографию и кто кого хочет, думать мне тогда в голову не приходило. Все мысли были заняты лишь позицией и боязнью вылезти наперёд всех или наоборот отстать.
В одном из перестроений я исхитрился зацепиться необмятыми новёхонькими кружевами на манжете за пуговицу соседа справа. Манжета не отцеплялась. Я дёрнул. Не помогло. Я дёрнул сильнее. В итоге я так и заканчивал номер с куском кружев, свисавших с рукава, а в следующем танце один из парней чуть не убился, наступив на вырванную мной с мясом пуговицу. Когда избавившись от сцепления с манжетой соседа, я чуть скосил глаза, чтобы оценить размеры катастрофы, то с изумлением обнаружил, что пресловутая линия не нарушена, а посмотрев вечером снятое из зала видео, сообразил, что «отцеплялся» я от соседа в самой дальней от края сцены точке, и зритель, скорее всего, ничего и не заметил. Когда после того самого злополучного перестроения я оказался лицом к залу, то увидел, что зрители встают. Последнюю треть концерта меня пёрло, плющило и таращило, такая энергетика шла из зала. Впрочем, плющило и таращило не одного меня.
На последнем такте финала я вдруг понял, что сил у меня нет. Кто-то меня тискал, кто-то чмокал. Потом на щеке обнаружился след от сиреневой помады. В руках почему-то оказался букет роз.
Что там говорил Борисович? Что с завтрашнего дня нам троим придётся выступать больше? О-о-о… Теперь меня уже не удивляли ни выбывшие из-за травм, ни фиксаторы, ни тейпы на телах коллег. Удивляло другое: почему они ещё живы и могут перешучиваться и улыбаться?!
Комментарий к Часть 4. Первый раз
Та самая диаграмма: https://pp.userapi.com/c841037/v841037503/26192/ox66_IYaI-M.jpg
========== Часть 5. Первая ночь ==========
После поклона я собрался было переодеться, пытаясь попутно сообразить, что мне делать с букетом роз, но меня едва ли не за шиворот развернули к ближайшему зеркалу, сунули в руки влажную салфетку и велели привести себя в порядок. На щеке обнаружился помадный поцелуйчик. Переодеться мне не дали и повели в фойе фотографироваться. Какого хрена? Я на такое не подписывался!
Вот уж точно фанатки-неадекват. На что им эти фотки сдались? На стену вешать? Перед подругами хвастаться? Так было бы чем. В соцсетях выкладывать? Опачки… Только этого мне не хватало. А ребята так спокойно… И шутят ещё. И троллят. Прикольно. А тётки не понимают, что над ними тонко стебутся. Мне понравилось.
Когда жаждавшие фоток и автографов иссякли (А автографы-то им на что?!), нас погнали забрать из гримёрок вещи и загрузили в автобус. А поесть?! Я стойко молчал, но когда набрал в грудь воздуха, чтобы всё сказать о воистину гестаповских методах и несоблюдении КЗоТа (я где-то слышал это слово), автобус остановился, и с радостным гомоном все повалили на выход. Среди воплей я расслышал «вареники» и мысленно одобрил. Выходит, жрать хотел не я один.
Нам дали время «до полуночи» на то, чтобы поесть и познакомиться с городом. Хотя как можно “познакомиться” меньше чем за два часа, мне ясно не было. В круглосуточной вареничной я загрузил в себя солянку, пельмени и вареники с вишней. Всё куда-то прошло, словно и не в меня. Потом, уже неспешно, я смаковал курник и попивал чай.
Кто-то пошёл прошвырнуться по улице, кто-то вышел покурить. Они тут ещё и курят?! И живы после шоу?! Ну дают! Но большинство никуда не пошло и тупо втыкало в телефоны, сидя перед неубранными тарелками.
Как только нас снова загрузили в автобус, все уснули. Остались бодрствовать только водитель и я. Нет, ну какая вселенская несправедливость! Все спят, а я не могу. Я устраивался и так, и эдак — не помогало. Парни спали либо сидя (и как им удавалось?), либо поднимали подлокотники кресел и устраивались на четырёх сиденьях сразу. Причём, реально спали и как-то даже в проход не падали. Кто-то ещё и храпел на весь автобус, а они все спали, млять…