Рядом со мной снова упала Тория и жалобно застонала, ударившись об землю.
– Бежим! – Я схватил её за тонкую талию, поднял на ноги и указал на шпили: – Смотри! Мы почти на месте!
Мы ещё поднажали и, спустя несколько безумных минут, выбежали с поля. Высокая пшеница разошлась, и мы увидели Брюера почти в полном изнеможении, который тут же запнулся об колею гужевой дороги. В дюжине ярдов впереди виднелся берег узкой, но глубокой реки. На дальнем берегу возвышались деревянные стены священного города Каллинтора. Быстро оглядевшись, мы поняли, что дорога, на которой мы стояли, вела в обе стороны вдоль необычно прямой реки, и поблизости не было никаких признаков моста или привратной башни.
– Похоже, мы немного сбились с курса, – выдохнул я, выпуская Торию. Она плюхнулась на колени и закинула голову назад, втягивая воздух в лёгкие.
– Главные ворота там. – Брюер ткнул большим пальцем за плечо на восток. – Ещё чуть дальше…
Потом я узнал, что некоторые породы волкодавов натаскивают молчать, когда они приближаются к жертве. Для удобства своих хозяев-людей они лают и воют, пока идут по следу, и прекращают, когда приходит пора хватать. Зверь, который выскочил из пшеницы на спину Брюеру, стоя на задних лапах, мог сравниться с ним ростом, и в длинном косматом теле хватало веса, чтобы мигом свалить наземь громоздкую жертву. Собака быстро и точно, как змея, выгнула шею и распахнула пасть, целясь клыками в поднятую руку Брюера.
Я прыгнул, не думая, и вонзил нож в сухожилия за челюстью гончей, а правой рукой и ногой обхватил её тело и покатился с нею прочь. Спина больно ударилась об землю, но с яростной силой, рождённой желанием выжить, я удержал хватку. Гончая билась с отчаянной свирепостью, а я вытащил нож и ещё дважды ударил в шею, надеясь попасть в вену побольше. С первым ударом мне повезло, поскольку челюсти гончей хлопали безо всякого эффекта, а из-под ножа лилось много крови, но нанести смертельный удар никак не удавалось.
Что-то просвистело в воздухе, а потом гончая заскулила, замерла, и её тело перестало двигаться. Выбираясь из-под неё, я увидел, как Брюер поставил ногу на грудь мёртвой зверюги и вытаскивает кирку.
От шелеста пшеницы он крутанулся, и ещё одна гончая размытым серым пятном выскочила и тут же с воем попятилась, когда что-то маленькое очень быстро ударило ей в глаз. Взглянув направо, я увидел, как Тория вкладывает очередной камень в пращу, которую взяла с тела Хеджмана. Она натренированно дёрнула рукой, и второй камень вылетел, ударив всё ещё ошеломлённую псину по крупу. Та немедленно переключила внимание с Брюера на Торию и приготовилась к броску, её губы задрожали перед оскаленными клыками. Но это оказалось смертельной ошибкой, поскольку Брюеру хватило времени поднять кирку и обрушить изогнутое лезвие на шею зверюге. Хлынула кровь, голова отвалилась от тела, которое задёргалось и заскреблось в непристойном танце.
Услышав пронзительный звук рожка, я посмотрел на поле, где колыхалась пшеница – к нам быстро приближались несколько длинных фигур. А за ними я увидел ещё более тревожную картину: заходящее солнце блестело на доспехах дюжины всадников. Лорд Элдурм не потрудился захватить знамя своего семейства, но его высокую фигуру впереди я легко узнал. Обнажённый меч в его руке привёл меня к заключению, что возможно он всё-таки и не собирается захватить нас и долго пытать.
– Забудь ворота, – сказал я, поднимаясь на ноги, и повернулся к реке. – Мы поплывём туда.
Я крепко схватил мешок с письменным столиком и завёрнутыми в кожу сокровищами – завещание Сильды и свиток мученика Каллина – и швырнул изо всех оставшихся сил. Прежде чем броситься в воду, я увидел, как мешок упал в камышах на другом берегу реки. Это был канал, в котором медленно текла грязная вода с отчётливой вонью нечистот, как человеческих, так и звериных. Я едва обратил на это внимание и перемахнул его за несколько гребков, поскольку грохот быстро приближающихся копыт вызвал последние резервы моих сил.
Среди камышей на дальнем берегу, я метался, пока не нашёл мешок, а потом выбрался на сушу, поднялся на ноги и заковылял к старым, скреплённым известковым раствором брёвнам, которые составляли стены Каллинтора. Рухнув перед этим грубым барьером, я понял, что отсюда никак не привлечь внимание тех, кто находится внутри. Сильда терпеливо обучила всех нас правильным фразам, как обращаться за убежищем, но какой от этого толк, если слов никто не услышит?