– Восходящий! – поднимаясь, крикнул я и с трудом отошёл от стены. – Вы ведь здесь восходящий?
Я определил сан этого человека по красной окантовке на капюшоне его облачения. А ещё я сомневался, что священник меньшего ранга мог бы говорить таким властным голосом. Благодаря Сильде я знал, что в Каллинторе всегда есть четыре восходящих, по одному на каждое святилище.
Узкое лицо и увеличенные глаза снова посмотрели на меня, а я продолжал, не дожидаясь ответа и подняв мешок в руке:
– У меня есть лучшая из когда-либо существовавших копия свитка мученика Каллина, именем которого назван этот священный город. Также я принёс единственную известную реликвию мученика, и… – для усиления слов я позволил себе краткую паузу, – завещание восходящей Сильды Дойселль. Я и мои спутники, как истинные последователи Ковенанта Мучеников, умоляем служителей этого святого места предоставить нам убежище.
Пока я говорил, глазах не отражали никаких эмоций, и лишь чуть прищурились при упоминании реликвии, а потом ещё сильнее – при имени Сильды. Когда я умолк, они продолжали меня изучать, а я на этот пристальный взор ответил взглядом, полным отчаянной мольбы. Сильда предупреждала, что умолять нельзя, поскольку тех, кто здесь правит, такое редко трогает. Убежище предоставлялось в рамках дара Ковенанта, но это не было правом каждого, и часто предоставлялось по прихоти, если не за взятку, а я только что потратил нашу единственную монету.
– Этот человек лжец и убийца! – ещё пронзительнее выкрикнул лорд Элдурм. Однако глаза восходящего за линзами едва моргнули.
– Прошение об убежище одобрено, – провозгласил он и опустил каркас с линзами, полностью открыв лицо. На первый взгляд он не производил впечатления – болезненные черты лица, примечательные только своей заурядностью. Но его прищуренный взгляд говорил мне о почти таком же интеллекте, какой я видел во взгляде Сильды, только безо всякого сострадания. Я понял мгновенно, что передо мной очень расчётливый человек.
– Ступайте к воротам, – сказал он нам, махнув рукой на восток, а потом глянул в сторону отряда лорда Элдурма. – Милорд, если у вас есть возражения, то вы вольны направить их в письменной форме Совету светящих в Атильторе. А сейчас спешу напомнить, что я являюсь свидетелем данного события, и любое насилие, совершённое в окрестностях этого города, повлечёт за собой наказание в виде отлучения от Ковенанта и смертного приговора от Короны.
Я посмотрел на вытянутую руку восходящего Гилберта. От усталости мне всё ещё не хватало воли, чтобы скрыть свой трепет. А ещё она показалась мне жутко завораживающей – костяшки, раздутые до размеров каштана, и сетка разбухших вен под кожей. Перманентные тёмно-синие пятна чернил на кончиках пальцев так же не оставляли сомнений, что эта рука принадлежит человеку, который проводит значительную часть своих дней в трудах с пером над пергаментом. Пятна на моих пальцах были не такими тёмными, но если мне каким-то образом удастся и дальше продолжить работать писарем, то они наверняка станут такими же, как у него.
Несмотря на состояние рук Гилберта, в них, очевидно, оставалось немало ловкости, судя по громкому нетерпеливому щелчку пальцев. Эхо от него долго гуляло по узкой комнате с высокими сводчатыми потолками, куда меня привели – это здание находилось позади святилища мученика Каллина. Мы были одни, а Тория и Брюер ждали в коридоре снаружи в компании полудюжины здоровенных мирян в чёрных туниках хранителей Ковенанта.
Через ворота мы прошли на удивление быстро – встречавшие нас хранители с нами не любезничали, а просто толкали нас по прямой дорожке к святилищу. Там на нас смотрели несколько зевак, но наше прибытие не вызвало особого шума, в том смысле, что я удручающе ясно слышал обличительные речи лорда Элдурма, которые он выкрикивал нам вслед. Он со своей когортой ехал по берегу до самых ворот, и каждый миг мы ждали, что в нашу сторону полетит очередной арбалетный болт. Удивительно, но в шаге от избавления гнев его светлости уже не казался мне забавным.
– Писарь, ты поставил мою честь под сомнение! – ярился он, когда мы проходили в ворота. – Пролил свою керлскую мочу на мою щедрость. Не думай, что эта крысиная нора будет укрывать тебя вечно! Однажды я сделаю тебе подарок, Писарь! Ожерелье из твоих кишок…