Я бросился туда быстрым шагом, поскольку бег наверняка привлёк бы ненужное внимание. Позади меня Наклин, заикаясь, говорил Тории:
– У м-меня с-сегодня есть кувшин с-свежего чая. М-может т-тебе хотелось бы…
Заворачивая за угол, я услышал, как захлопнулась дверь, и поспешил чередой узких переулков в сторону кладбища. Я сократил путь, перемахнув через стенку, и выбрал быстрый, но укромный маршрут через свинарники. Пришлось увернуться от злобного борова, а потом взбираться по очередной стене, и вот я оказался на восточном углу кладбища. Отыскать высоченного Брюера не составило труда – он стоял на ящике возле ворот и читал проповедь толпе, состоявшей из полудюжины горожан и такого же количества хранителей. Горожан его проповедь явно озадачила или веселила, в отличие от хранителей.
– Знать свитки наизусть – это хорошо, – нараспев говорил Брюер, когда я подошёл ближе, тревожно бросая взгляды на хранителей с суровыми лицами. Брюер говорил громко, но по большей части бесцветно и монотонно. Он раскраснелся, сгорбился и скорее выдавливал из себя слова, чем декламировал. Удивительно, как человек, который явно не боялся физической опасности, мог дойти до такого состояния, просто выступая перед публикой. И тем не менее он вышел сюда, лицом к лицу со своими страхами, как и учила нас Сильда – несмотря на равнодушие и презрение публики.
– Но произносить их без знаний – плохо, – сглотнув, продолжал он. Капли пота, усеивавшие его кожу, блестели под вечерним солнцем. – Свитки – это не просто заклинания. Это не молитвы Серафилям, вроде бессмысленных од, которые северные язычники бормочут своим фальшивым богам. Нет смысла в простом повторении слов, написанных на странице. Чтобы по-настоящему стать частью Ковенанта, необходимо понимать их значение, а для этого вы должны читать их сами.
– Бля, – пробормотал я, видя, как ощетинились несколько хранителей. Но хуже того оказался удивительный факт, что среди малочисленных зевак затесался один, кто на самом деле слушал.
– Лжец! – тощая женщина преклонных лет вышла вперёд, потрясая костлявым кулаком. Несмотря на её хрупкие формы, в её голосе слышалась та резкость, которой не хватало Брюеру. – Это южная вера!
– Нет, сестра, – сказал Брюер. Он попытался изобразить на лице искренность вроде той, с которой обращалась Сильда: приподнятые брови и открытую улыбку, которые захватывали многих. Но на его лице это выражение больше походило на похотливую гримасу. – Эта вера для всех. Все должны читать свитки, не только знать. Не только духовенство…
– А те, кто не умеют? – встряла старуха. – Нам-то чё делать?
– Учиться, конечно. – На лице Брюера промелькнула едва заметная насмешка, говорившая о том, что споры ему милее проповедей. Сильда никогда не спорила, она лишь убеждала. – Хватит позволять себе вязнуть в невежестве…
– Кого это ты назвал невеждой? – крикнул другой зевака, мясистый парень, в котором я узнал одного из работников кузницы. К своему ужасу я заметил, что на громкие голоса вышло ещё несколько человек. Маленькая группка смущённых зрителей превращалась в толпу, и к тому же разгневанную.
– Просящие учат меня свиткам, и я им за это благодарен, – продолжал трудяга. Его голос распалялся, а лицо краснело, но краткий взгляд, который он бросил в сторону хранителей, заставил меня сомневаться в искренности его гнева. В Каллинторе всегда было выгодно заискивать перед ортодоксальными властями.
– Как нищий благодарен за объедки, которые ему бросают? – крикнул в ответ Брюер, и гнев сделал его голос намного убедительнее. – Ты единомышленник или раб?
– Еретик! – крикнула старуха, и я знал, что этот крик почти наверняка подхватят по меньшей мере несколько человек из хоть сколько-нибудь приличной толпы. – Ересь навлечёт на нас Второй Бич!
В итоге хор осуждения стал таким громким и наполнился таким искренним гневом, что хранителям наконец пришлось взяться за дело. Увидев, как они начали проталкиваться через толпу, я бросился к Брюеру, который тщетно пытался перекричать раскаты праведного гнева.
– Может, хватит? – спросил я, посмотрев ему в глаза, и бросил взгляд через плечо на быстро приближавшихся хранителей.
При виде меня во взгляде Брюера снова появилась осмысленность, плечи опустились и пыл сменился тревогой. Впрочем, с ящика он не двинулся.
– Пошли, – сказал я, хватая его за рукав. – Надо идти.
– Эй, искатель! – сказал главный хранитель, властно указывая пальцем на Брюера, в то время как остальные хранители отпихивали в стороны других зевак. – Кто дал тебе разрешение проповедовать?