Я вызвался на разведку впереди банды, пробиравшейся по зелёному лабиринту густой чащи. Маршируя вместе с остальными, мне бы неминуемо пришлось тащиться рядом с Эрчелом, а я в настоящее время исчерпал свою терпимость к его обществу. А ещё так можно было держаться подальше от Тодмана, и я чувствовал, что на некоторое время это полезная мера предосторожности. Хорошее отношение Декина означало, что он может перекинуться со мной парой лишних слов или похвалить, но не обеспечивало защиты.
В разведку мы пошли вчетвером. Пекарь и Шнур со своими луками патрулировали фланги, а от их спора, разумеется, осталось только смутное воспоминание, несмотря на синяки. Во главе отряда по центру шёл Конюх – наш лучший следопыт и охотник – а я следовал за ним в дюжине шагов. Шли мы так с простой целью: если из леса вылетит стрела или другой снаряд и убьёт охотника, то я смогу убежать и поднять тревогу.
Люди шерифа или солдаты герцога редко заходили вглубь лесов, но нельзя было сказать, что это неслыханно. У меня остались мрачные воспоминания о том, что случилось, когда несколько лет назад банда столкнулась с целой ротой дворцовой стражи герцога Руфона. К счастью время было позднее, и большинству из нас удалось сбежать из последовавшей хаотичной стычки. Я тогда был ещё мальчишкой, и воспоминания о том, как убегал от того жестокого обмена стрелами и ударами клинков – а это было самым близким к настоящей битве из всего, что на тот момент со мной случалось – оставили глубокое впечатление.
Вглядываясь в лес по обе стороны от Конюха, который двигался весьма плавно, что шло вразрез с его долговязой фигурой, я в своих мыслях постоянно возвращался к разговору Декина и Лорайн прошлой ночью. «Я намерен стать герцогом». Одно из проклятий умных – это сила воображения, поскольку острый ум гораздо тщательнее исследует тёмные возможности, чем светлые.
«Во что он нас ведёт?» – такой вопрос первым всплыл в моей голове тем днём, а за ним последовала тьма других. «Что он планирует? Куда мы идём? Как он себе представляет, что разбойник, пусть даже король разбойников, станет герцогом?».
Мне хватало ума не делиться ни с кем тем, что я узнал, поскольку доверие – это такая роскошь, от которой юные разбойники быстро учатся воздерживаться. В других обстоятельствах я искал бы ответов у Лорайн, поскольку с первой нашей встречи уяснил, что она единственная по-настоящему умная в этом сборище отбросов.
«Что ж, у нас тут проницательный с виду паренёк». Первые слова Декина в тот день десять лет назад, когда он нашёл грязного и покрытого синяками мальчишку, лежавшего в лесу.
Когда бордельмейстер выкинул меня из того жалкого приюта, который представлял собой бордель, проделал он это с большим воодушевлением. «Вали отсюда, мелкий бестолковый еблан!» – вот и все прощальные слова, что я от него помню, и это ещё одни из самых добрых. Хлыст оставил полосы на моих ягодицах, когда я уносился прочь, в сторону толстого одеяла папоротников, окружавшего кучку лачуг, которое я до этого момента называл домом. Обычно, когда бордельмейстер буянил, я прятался там до ночи, ждал, пока он упьётся до беспамятства, а потом заползал обратно. Можно было рассчитывать, что самые добрые шлюхи поделятся со мной ужином, а потом я забирался на чердак спать. Но не в тот день.
Он рычал и гнался за мной по папоротникам, хлыст попадал мне по шее и по голове, и в итоге оставалось только бежать в тёмные объятья леса. Одного вида стены зазубренных теней хватило, чтобы я остановился, как вкопанный, и начал терпеть дальнейшие удары. В моём детстве хватало историй о судьбе тех, кому хватило глупости отправиться далеко в лес. Проклиная моё упрямство, бордельмейстер присел, набрал камней и принялся меня забрасывать. От одного снаряда, попавшего прямо в лоб, перед глазами вспыхнули звёзды. Помню, как упал, и в глазах почернело, а потом, когда прояснилось, я уже смотрел вверх на переплетение качавшихся ветвей.
Наверное, от тяжёлого удара по черепу у меня начался бред, но тогда я почувствовал, что лес со мной разговаривает. Шелест листьев и треск переплетённых веток сливался в голос, который не говорил понятных мне слов, но он всё равно говорил. Для моего мальчишеского сбитого с толку разума он звучал как приглашение, которое вскоре поглотил звук приветствия Декина.
Сев, я увидел напротив очень крупного мужчину с густой чёрной бородой и стройную женщину с медными волосами, заплетёнными в длинные аккуратные косы. Я видел блеск белых зубов в бороде улыбавшегося мужчины и смесь веселья и интереса в его глазах. Женщина не улыбалась, но её лицо всё равно казалось добрым. С тех пор я установил, что в нашу первую встречу Лорайн не могло быть больше двадцати лет, но даже тогда я почувствовал что-то нестареющее и королевское в её внешности.