Рядом с Брюером рябой пикинер размахивал топориком, демонстрируя такую же свирепость, хотя и куда меньшую сноровку. Рота, явно ещё под влиянием призыва Эвадины, исступлённо и яростно бросалась на врагов, а некоторые во время боя выкрикивали её клич:
– За Ковенант!
Стараясь не отставать от Брюера, я натыкался на мечущихся людей, но остановился, услышав сзади пронзительный крик. Развернувшись, я обнаружил, что Тория борется с мужчиной, через которого я переступил секундой ранее. Он явно прикидывался мёртвым ради шанса на лёгкую добычу. Если так, то он сделал неправильный выбор. Поставив Торию на колени, он пытался воткнуть кортик ей в шею, а она, дёрнув головой вперёд, врезала ему лбом по носу. Воспользовавшись его секундным смятением, она вонзила свой кинжал ему в глаз по рукоять, и так и держала, пока тот дёргался и что-то мычал.
Я бросился к ней, а она посмотрела на меня – глаза осуждающе блестели, всё лицо забрызгано красно-бурой смесь крови и грязи. Её враждебность была такой сильной, что ей потребовалась секунда, чтобы отреагировать на мой предупреждающий крик:
– Вниз, блядь!
К счастью она успела пригнуться как раз вовремя и уклонилась от меча, подкравшегося к ней сзади мужика. Перед тем, как зарубить его, я успел взглянуть на его лицо: один глаз разрублен в хлам, ухо висело, а под срезанной кожей виднелась белая кость черепа. Меня подивило, какая сила духа нужна, чтобы сражаться с такими ранами. Видимо Самозванец мог воодушевлять не меньше, чем Эвадина.
Взяв пример с Брюера, я ударил не по туловищу одноглазого, а по ногам. Тяжёлый клинок ударил по бедру, разрубив плоть и сломав кость, и мужик упал в грязь, где к нему тут же подползла Тория и прикончила. Быстрая, жилистая, она, вскрывая горло парню, напомнила мне хорька, который извернулся, чтобы нанести смертельный укус кролику.
Я оглянулся и моему взору предстало неожиданно отрадное зрелище. Не только рота Ковенанта преуспела, отбросив фланг Самозванца на добрых сорок ярдов, но и кордвайнцы слева от нас тоже успешно били нападавших. У тех доспехи были лучше, чем у наших противников, но явно меньше веры в своё дело. Я решил, что это сборище наёмников, которых привлекли под знамёна Самозванца обещанием платы или наживы. Если так, то он тратил деньги не с умом, либо оказался недостаточно щедр. Я насчитал всего десяток тел, усеивавших землю перед кордвайнцами, и увидел нескольких удирающих наёмников, которые побросали оружие, спеша убежать.
Помимо этого, я на поле боя мало что мог разглядеть. От пота и дыхания такого количества людей и лошадей на относительно маленьком пространстве сгустился туман, через который видна была лишь смутная масса движущихся, сражающихся фигур. Тут и там посреди частокола вздымавшихся и падавших мечей поднимались на дыбы кони, но невозможно было понять, на чьей стороне преимущество.
– Пойдём, – сказал я, поднимая Торию на ноги. – Не стоит терять времени.
Я многозначительно глянул на просящих, следовавших за основными силами роты. Те из них, у кого были арбалеты, либо крутили ворот, либо подбегали поближе к схватке и выпускали болты прямо в лица врагов. Среди них я увидел Суэйна, но не мог найти Офилу и решил, что она, наверное, где-нибудь в гуще битвы, машет своей секирой.
Тория пошла за мной до самой давки, где мы снова встали позади Брюера. К моему облегчению я заметил, что между сторонами снова открылся промежуток, шире прежнего, и число противников сильно уменьшилось. Более того, на их лицах, вместо недавней яростной решимости, теперь я видел страх. Облегчение сменилось мрачной радостью, когда эта прореженная толпа резко развернулась и побежала. Их командиры не кричали, и не играли горны, но все они словно отозвались на невысказанную команду. Я видел, как один на бегу вытирал слёзы досады, другие останавливались выкрикнуть проклятия на диалекте, который никто из нас не понимал, третьи поднимали руки и складывали пальцы в жесты, видимо, считавшиеся у них оскорбительными. Впрочем, все они вскоре тоже побежали, когда арбалеты просящих отправили нескольких в грязь.
Тогда опустилось очередное затишье, лишь ветер кружил боевой туман над нашими нестройными рядами, и рота стала похожа на призраков. Некоторые, вроде меня, опирались на своё оружие и тяжело дышали. Другие, вроде Брюера и рябого пикинера, триумфально вскидывали оружие, а их дикие победные крики смешивались с воплями раненых, которых ещё не забрала смерть. Тория прислонилась ко мне, вытирая окровавленный кинжал о мой рукав.
– Могло быть и хуже, – сказал я, вызвав у неё в ответ мрачный взгляд. Казалось, за несколько минут её лицо постарело на годы, а во взгляде сквозила такая укоризна, что я задумался, простит ли она меня когда-нибудь за то, что втянул её в этот ужас.