Моё лицо было так близко к маске из мешковины, что я отчётливо видел глаза – утреннее солнце пронзало ткань, окрасив отблеск затемнённых сапфиров. Я сглотнул нежданную струйку слюны, сердце колотилось, а пот каплями выступал на лбу.
– Итак, – прошептала она своим плавным голосом без скрежета, – ты всё-таки пришёл ко мне на поле крови. – В её тоне звучало удовлетворение, окрашенное печалью, словно она получила давно обещанный подарок, который оказался желанным.
– Довольно, – прошептала она, отступая назад. В тот же миг тяжёлое биение моего сердца успокоилось, и стих жар, от которого покалывало кожу, сменившись прохладной влажностью. А ещё очарование её запаха резко исчезло, уступив место прежнему осеннему мускусу.
Несмотря на внезапный сдвиг восприятия, я понял, что по-прежнему сдерживаю желание прикоснуться к ней. Мне хотелось рассказать больше, хотелось больше узнать. О проклятии цепаря. О том, как ей удалось убрать яд из вен Брюера. Но больше всего я хотел узнать о ней самой.
– У вас есть имя? – спросил я.
– Да, – быстро ответила она с такой законченностью, по которой стало ясно, что продолжения не будет. – Пришло время оплаты.
Ведьма сунула руку в складки заплесневелой накидки. Секунду я развлекался абсурдной мыслью, что она собирается продемонстрировать мне счёт с перечнем оказанных услуг, но вместо этого в её руке оказалась книга. Старая книга, в потемневшей и потрескавшейся коже, с потускневшей и поцарапанной медной застёжкой. Ни на обложке, ни на корешке не было никакого названия, только старая кожа, покрытая сложными завитушками и чередующимися узорами.
Протянув книгу, ведьма молчала, пока я не решился её взять, открыть застёжку и взглянуть на страницу текста, написанного плотно, но отчётливо. Пролистав несколько страниц, я обнаружил, что текст местами прерывают пиктограммы и иллюстрации, нарисованные простыми чернилами, а не золотом и многоцветными красками, как у мастера Арнильда. Книга сразу показалась мне в равной мере захватывающей и озадачивающей, поскольку, несмотря на своё образование, я не мог прочесть ни слова.
– На каком это языке? – спросил я, взглянув на Ведьму в Мешке.
– На языке моего народа. Или, точнее, на одном из множества языков, на которых когда-то говорили в землях, которые вы сейчас называете Каэритскими Пустошами.
Я продолжал очарованно и удивлённо листать книгу.
– О чём эта книга? Это священное писание?
– Писание? – Судя по тону, её это слегка позабавило. – У моего народа нет эквивалента этому слову. Но да, наверное, у этой книги… священное значение.
– Наверное? – я нахмурился. – Вы не можете её прочитать?
Мешок смялся на шее – она опустила голову. Когда она заговорила снова, веселья в её голосе уже не осталось:
– Ваш народ называет его Бич. Для моего народа это Элтсар, Падение. Многое было потеряно для нас, и, пожалуй, самая ужасная потеря – наши древние истории и знание, как их прочесть, поскольку именно в них заключается душа народа.
– И вы думаете, я смогу её перевести? – спросил я, снова глядя на книгу. – Для меня в ней смысла не больше, чем в отпечатках куриных лап.
– Со временем понимание придёт. В отличие от меня, ты можешь беспрепятственно путешествовать по этим землям. Есть места, куда ты отправишься, а я не могу. Места, где можно найти средства, чтобы открыть знания в этих словах.
– Что за места?
– Места, куда ты всегда собирался отправиться. Точно так же, как мы с тобой всегда собирались оказаться здесь в этот миг. Со временем мы вместе окажемся в другом месте, и там ты отдашь свой долг.
Она отошла от телеги и направилась к укрытию, а потом остановилась рядом со мной. Меня снова окутал приятный запах лета, когда ведьма наклонилась ко мне и зашептала текучим идеальным голосом:
– Следующая услуга, о которой ты меня попросишь, повлечёт за собой куда более серьёзный долг. Подумай хорошенько, захочешь ли ты его выплачивать.
Она больше ничего не сказала, даже когда я крикнул ей вслед:
– Как мне вас найти?
Ведьма, пригнувшись, вошла в укрытие и закрыла вход. Шкура казалась хлипкой, но я знал, что вход заперт не хуже двери темницы.
Брюер проспал весь следующий день и ночь, а, проснувшись поутру, не помнил ничего после нашего возвращения с поля боя. Просящий Делрик настоял на том, чтобы несколько часов тщательно обследовать Брюера. Он, как обычно, мало говорил, но на лице читалось явная озадаченность и немалая подозрительность, которые ничуть не развеяли мои вежливые объяснения.
– Просящий, ему просто стало лучше. – Делрик не переставал хмуро смотреть на мою улыбку, и я добавил: – Можно сказать, это чудо. Наверное, Серафили решили вознаградить такого преданного последователя Ковенанта.