Она передала мне свет и встала на цыпочки, чтобы дотянуться до деревянного тубуса для свитка, а потом отвернула крышку и вытащила содержимое.
– Письмо от герцога Шейвинской Марки королю Артину Третьему, – сказала она, разворачивая документ, состоявший из одной страницы и нескольких строчек текста. – Оно датировано временем вскоре после исчезновения Лаклана и отсылает к утерянному письму, в котором король спрашивает о местонахождении клада разбойника. Похоже, Лаклан за несколько лет украл немалую долю налоговых сборов, и королю хотелось их вернуть. К несчастью, герцог явно понятия не имел, где они могут быть.
Беррин покопалась в пергаментах и достала другой документ, состоявший уже из нескольких страниц.
– Полный отчёт некого сэра Далрика Стретмора, тогдашнего королевского защитника, подготовлен через два года после кончины Лаклана. Похоже, король Артин отправил своего самого доверенного рыцаря с поручением отыскать сокровища разбойника. Бедняга долгие месяцы прочёсывал Марку и не только ради любой подсказки, где может находиться клад. Он перечисляет, как подверг пыткам три дюжины прежних сообщников Лаклана «чтобы принудить их к честному завещанию вместо керлской лжи». И всё безуспешно, хотя один из них – прежде чем дыба переломила ему хребет – упомянул знакомого Лаклану контрабандиста.
– Контрабандист, – сказал я. – Который отлично знает все укромные места на Шейвинском побережье.
– Именно. К сожалению, тот парень бесцеремонно умер, прежде чем успел прокашлять имя указанного контрабандиста. – Она помахала страницами в сторону других книг на полке. – В остальных содержатся разные исследования и догадки о возможном местоположении клада, одни академические, но по большей части чепуха. Богатеи из штанов лезли в поисках клада, и тратили свои жизни преследуя то, что может быть даже и не существует.
Я осмотрел остальные книги, – одни толстые, большинство маленькие, и все пыльные и запущенные.
– И здесь нет других упоминаний этого таинственного контрабандиста?
– Одни только домыслы. Контрабанда в те дни была распространена ещё сильнее, и среди тех, кто многого добился, полно кандидатов. Но, как часто бывает с разбойниками, невозможно отсеять факты от слухов и легенд, чтобы определить настоящего человека.
Я разочарованно хмыкнул, но не сильно удивился. Клад всегда был не настоящим устремлением, а скорее самонадеянной фантазией, нужной чтобы удерживать при себе Торию. И всё же, прошли месяцы, прежде чем у меня начали появляться сомнения.
– Так значит, – сказал я, проводя пальцами по пыльным рядам книг, – никаких подсказок о том, где Гончая преклонила голову.
– Гончая? – Беррин подошла ближе, снова заинтересованно нахмурив лоб.
– Так говорил Декин, и кое-кто ещё, кто что-то знал об этом. На самом деле это тот парень, в которого я бросил камень. Кстати, он тоже мёртв.
– Они говорили о Гончей в отношении Лаклана?
– Эрчел говорил. Декин выражался намного осмотрительнее. Я решил, что это очередное прозвище Лаклана. Может, люди называли его Гончей Шейвинского леса или как-то вроде того.
– Нет, – Беррин нахмурилась сильнее. – Нет свидетельств, что его так называли. Псом называли много раз, но Гончей – никогда.
На секунду её глаза расфокусировались, как у задумавшегося человека, а потом она быстро развернулась и зашагала прочь, а железный настил загремел под её целеустремлёнными шагами. Я пошёл за ней не так быстро, поскольку оттого, как металлический помост скрипел и содрогался, я задумался, сколько ему лет. Беррин подвела меня к очередной лестнице и с привычной лёгкостью полезла по ней, не обращая внимание на то, как мало света даёт своему спутнику. И потому мне пришлось самому нащупывать путь вверх по лестнице, пока я, наконец, не нашёл её, стоящей на коленях, а её руки вытаскивали и откладывали одну книгу за другой.
– Где же она? – пробормотала Беррин. Читая выражение её лица – специалиста, сосредоточенного на работе – я не раскрывал рта, решив, что никакие отвлекающие внимание вопросы ей не понравятся. Покопавшись в книгах ещё немного, она триумфально ахнула и вскочила на ноги, держа в руке книгу.
– Написание слегка устарело, – сказала она, протягивая мне книгу. – Но писарь наверняка сможет её прочесть.
Взяв книгу, я прищурился, глядя на слова, вытесненные на потрескавшейся кожаной обложке. Они составляли чересчур затейливый альбермайнский шрифт, позолота на буквах уже облупилась, и остались только золотые точки. Я не знал, как такое делается, хотя некоторое представление имел, поскольку видел, как мастер Арнильд рисовал нечто похожее на пустых обрывках пергамента.