Одна только мысль об очередной битве уже сама по себе удручала, но сражение с этим чудовищем определённо означало смерть. В любом случае идея становилась всё менее привлекательной по мере того, как на склон позади него выходили ещё два десятка аскарлийцев. Большинство с мечами или топорами, но некоторые держали в руках длинные луки со стрелами на тетиве. Хотя окончательно изгнало из моей головы любые мысли о битве появление двух волков.
Они появились по обе стороны огромного аскарлийца, один с чистейшим белым мехом, другой чёрный как смоль, и оба крупные. В Шейвинском лесу волки довольно обычное дело, и, несмотря на множество нагоняющих страху баек, они не представляют собой большой опасности, если относиться к ним с осторожным уважением. Шейвинские волки обычно серые и, хоть обычно намного больше любой собаки, но им далеко до этой парочки, каждый из которых был, по меньшей мере, четырёх футов в холке. Они довольно спокойно уселись по бокам от аскарлийца, но прямой, немигающий взгляд их жёлтых глаз говорил, что они не испытывают того страха перед человеком, как их южные собратья.
Я безнадёжно рассмеялся и опустил щит, а Уилхем ощетинился, подняв меч вровень с глазами, чтобы кончик указывал на седоволосого гиганта. Он прорычал что-то на аскарлийском, и хотя я так и не узнал, что именно, но эти слова вызвали у наших врагов громкий насмешливый хохот. Два волка чуть пригнулись, их губы задрожали от рычания. Впрочем, они успокоились, когда громадный человек с секирой поморщился и сказал:
– Ты говоришь так, будто кошка блюёт.
Аскарлиец говорил по-альбермайнски с тяжёлым акцентом, но правильно и легко.
– Прошу, не оскорбляй больше мой язык.
Уилхем ничего не сказал, но меч не опустил, хотя аскарлийца это не сильно беспокоило. Он перевёл взгляд на меня, и в нём появилось удивительно выжидающее выражение. Я бы принял его за узнавание, но не было никаких шансов, что кто-либо из нас до этой секунды мог видеть другого.
– Как я понимаю, – сказал я Уилхему, – это и есть тот самый тильвальд, о котором ты говорил.
Гигант рассмеялся, прежде чем Уилхем ответил, и чуть поклонился, хоть и немного скованно, то есть такой жест был ему непривычен.
– Это я. Маргнус Груинскард. На вашем языке это значит Маргнус Каменный Топор. – Он кратко оглядел окружающие нас тела, демонстрируя скорее задумчивое восхищение, чем гнев. – Ну а вы, мои отважные и искусные друзья?
– Элвин Писарь, – представился я, возвращая поклон. – Это значит… Элвин, и я писарь. – Я глянул на Уилхема и увидел, что его лицо тревожно покраснело. – А это Уилхем Дорнмал. Я не знаю, что значит это имя. Вам придётся простить его грубость, но то, что вы сделали с торговцем шерстью, которого мы нашли в лесу, подстегнуло его рыцарскую натуру.
– А-а. – Маргнус Груинскард уставился на Уилхема. – Алый Ястреб – это просто наказание для тех, кто нарушает клятву, принесённую альтварам. Все фермеры этих земель поклялись не продавать больше шерсти в Ольверсаль. Человек в лесу оказался лжецом и заплатил за это.
– А клятвы они приносили добровольно? – выкрикнул Уилхем. – Вряд ли. И как теперь вы будете кормить его детей, когда некому рыбачить во фьордах и обрабатывать землю?
Аскарлиец немного напрягся, и в его ответе послышались чуть обиженные нотки:
– В королевстве Сестёр-Королев дети не голодают. У нашего народа мало законов, но этот исполняется.
– Эта земля не принадлежит Сёстрам-Королевам, – заметил я куда более мягким тоном, чем Уилхем. – На самом деле вы нарушили границы законных владений короля Томаса Алгатинета, и я буду очень вам признателен, если вы как можно быстрее удалитесь отсюда.
Лицо тильвальда на секунду озадаченно наморщилось, а потом он добродушно усмехнулся, и его товарищи-воины эхом рассмеялись вместе с ним. А два волка всего лишь зевнули.
– Ты говоришь цветисто, – заметил Маргнус Груинскард, а потом кивнул на Уилхема. – А у этого голос чище. Он, как это называется, «высокородный»? А ты низкорождённый. Так?
– В роте Ковенанта нет различий между аристократами и простолюдинами, – ответил Уилхем. – Все мы равны в приверженности благодати Серафилей и примерам мучеников.
– Рота Ковенанта. – С явной неприязнью повторил Тильвальд и покачал головой. – И после всех этих лет ваш народ порабощает себя ложью. Поэтому вы здесь? Это… – неприязнь сменилась весельем, – великий поход против язычников?