– Мальчик, ты думаешь, я проклят? – спросил он, наклонив голову и не моргая. – Не буду отрицать. Я хожу по миру мёртвых, и они шепчут мне свои истины. Моя песня не даёт их шёпоту увести меня за границы разума, но мне приходится позволять им говорить, когда возникает нужда. С большинством негодяев, которых я заковываю в цепи, есть, по меньшей мере, одна обиженная душа, что желает поделиться своими тайнами. С тобой это мужчина, которого ты убил, чтобы сбежать из Моховой Мельницы. Он нашептал мне твои планы, когда ты ехал в моей телеге. Он говорил о том, что ты сделал, и что хочешь сделать. Потому что таков удел мёртвых. Они убраны из этой реальности как раз настолько, что видят не только пути, которыми сами ходили в жизни, но и пути тех, кто их обидел. Но… – его лицо передёрнуло от гнева, и он придвинулся ещё на дюйм, сжимая и разжимая кулаки, – …им нравится лгать. Они получают удовольствие, мучая меня, эти ожесточённые души. В тот день у Рудников он дождался, пока я тебя не продал, а потом сказал, что однажды ты умудришься стать причиной моей смерти. Но вот ты сидишь здесь, связанный, как боров в ожидании мясника, а я… – он разжал кулак и положил лапу на грудь, – я увижу рассвет, мальчик, а потом ещё тысячу. Если улыбнётся удача, то я даже увижу, как горит Доэнлишь. Прекрасное будет зрелище, а?
Он замолчал, глубоко вздохнул, словно набирался сил, а потом бросился ко мне, обхватил мою голову руками и прижал толстые большие пальцы к моим глазам.
– Но тебя там не будет, – прохрипел он, пока я тщетно пытался вывернуть голову из его хватки, – и неважно, что там говорит лживый труп…
– Хватит! – Раздался новый, командный голос. Женский голос, и, несмотря на аристократический налёт, знакомый.
Цепарь замер, его руки задрожали, а у меня в глазах мелькали красные и белые вспышки, пока его пальцы продолжали давить. А потом, закричав от досады, он убрал руки. Из моих глаз потекли слёзы, я яростно моргал, и жидкое размытое пятно расчищалось, открывая смутную, стройную фигуру перед костром.
– На самом деле это ты проклят. – Я посмотрел в ту сторону и увидел, что цепарь отступил на несколько шагов, снова глядя на меня с той же смесью страха и гнева от досады. Но в его взгляде сквозила и злоба. – Проклятие Доэнлишь хуже всех остальных. Она привязала тебя крепче, чем я бы когда-либо смог…
– Я сказала, хватит. – Стройная фигура приблизилась. Её лицо закрывал капюшон, но несколько прядей волос завивались на лёгком лесном ветру. Я совсем не удивился оттенку этих локонов, окрашенных светом костра в глубокий рыжий цвет.
– Наше соглашение… – начал тюремщик, но умолк, а его голос надломился, и мне стало ясно, что эту женщину он боится почти так же сильно, как и меня. – Мне обещали…
– Ты получил обещанное. – Женщина подошла ещё ближе, заставив меня выгнуть шею, чтобы вглядываться в чёрную пустоту её капюшона. – И, – добавила она, – если хочешь и дальше вести дела в этом герцогстве, то заткни свой языческий рот, пока я не разрешу тебе говорить.
С моих губ слетел тихий смешок – внешняя сладость и внутренняя сталь всегда были её отличительной чертой.
– Мои комплименты твоему голосу, – сказал я ей. – Долго тренировалась?
– Когда-то я была актрисой, – напомнила она. – Голос – это всего лишь очередной инструмент в моей сумке.
Она присела передо мной на корточки и подняла руки, чтобы откинуть капюшон, продемонстрировав алые отполированные ногти. Улыбка Лорайн оказалась куда теплее, чем я ожидал, но не вызывала никакого чувства уверенности. Если по отношению к цепарю я чувствовал лишь ненависть и ярость, то Лорайн без труда добавляла в эту ещё смесь и страх.
– Ты выглядишь… неплохо, – попробовал я. – Благородство тебе идёт.
Её улыбка немного померкла.
– И всегда шло, – сказала она. – А ты… – она протянула руку с длинными ногтями и потрепала волосы у меня на лбу, мягкими кончиками пальцев провела по коже, – …изменился, Элвин. – Её пальцы прошлись по моему лицу, коснулись старых и новых шрамов, приласкали неровность на носу. – Прошу прощения за это.
От приступа гнева я отдёрнул голову и зарычал, брызгая слюной:
– Нахуй мне твоя жалость!
Лорайн скривилась, убрала руку и глубоко вздохнула.
– Вижу, тебе есть, что рассказать. Или это та самая байка, которой ты потчуешь себя все эти годы? Сказ о Великой Предательнице Лорайн. Вероломная шлюха, которая продала Декина Скарла и вдобавок сделалась герцогиней.