Мой гнев нарастал не только из-за страха потерять книгу, но ещё от глубокого самоуничижения, что я не расшифровал из неё ни единого слова. Я говорил себе, что это из-за отсутствия времени по дороге из Ольверсаля, да и последующие деньки тоже выдались занятыми. Но всё это было ложью. После того, как я узнал об истинной природе книги, я едва прикасался к ней, разве только чтобы привязать к своему боку. И, хотя признать этого я не мог, меня пугала перспектива узнать то, что записано на этих страницах. Когда-нибудь я, может быть, и нашёл бы в себе силы открыть её, но время уже вышло.
– Ты знала? – вежливо спросил я Ведьму в Мешке, доставая книгу из повязки. Руководство Беррин по переводу крепилось к ней шнурком, и, передав оба тома Ведьме в Мешке, я смотрел, как она провела по нему пальцами. То ли от страха, то ли от нервного удовольствия, сложно сказать. – Ты знала, что там? – настаивал я, пока она убирала книги в ранец.
– Я знала, что она будет представлять собой огромную ценность для тебя и для меня. Так и должно быть, если смещено равновесие от смерти к жизни. У… природы того, что я делаю, есть структура, ты бы назвал это сетью, которую нельзя перестроить такой обыденностью, как материальные богатства. Чтобы её изменить, требуется что-то настоящее, что-то от души и сердца.
– Ты ведь тоже есть на этих страницах, да? И не только сегодня, или когда мы встречались в прошлый раз. Вот почему она тебе нужна. В нашу следующую встречу у тебя будет преимущество.
– В нашу следующую встречу… – Её голос стих, а потом резко сменился таким неожиданным и громким смехом, что я вздрогнул. – Ты всё ещё думаешь, как вор. Меряешь преимущества и недостатки, словно это какая-то игра. – Она снова рассмеялась, на этот раз тише и куда горше. – Если это и так, то мы – очень незначительные фигурки на доске.
Всё больше загадок, но мне не очень-то хотелось и дальше её расспрашивать. Я знал, что ей нечего ответить, по крайней мере, сейчас. А ещё я почувствовал, что внезапное отсутствие книги на боку принесло только лёгкость, а не сожаления о потере. И всё же я не мог удержаться от ещё одного вопроса, поскольку некоторые просто нужно задать.
– Почему я? – спросил я. – Почему какой-то неизвестный каэритский писарь из прошлых веков решил записать пророчество о моей жизни? Я всего лишь незаконнорожденный сын шлюхи, ставший грабителем и убийцей, потому что другого места в этих землях для меня не было. Я – пария, которого сторонятся и керлы, и знать. Этим землям и этим людям от меня никакой пользы, и мне остаётся лишь заслужить уродливую смерть и безвестную могилу, сражаясь в их войнах.
– Жизнь парии может оказаться не менее значимой, чем жизнь короля, – ответила она. Её голос теперь звучал тише, и в том, как опустились её плечи, я заметил усталость. – Каждая жизнь важна, но некоторые… важнее. Ты, как выясняется, стал ключом к тайнам этой книги, и с этим ключом мой народ откроет и другие тайны. У нас так много книг, не прочитанных ещё с Падения. А теперь бесценное знание, заключённое в них, снова будет принадлежать нам. Ты должен гордиться.
Она выпрямилась, и ткань мешка, закрывавшая рот, затрепетала, когда ведьма сделала вдох.
– Итак, к насущному делу, – сказала она, поднимаясь на ноги.
Я не стал спрашивать о том, откуда она знает, что я от неё попрошу, как и выяснять, какую высокую цену это за собой повлечёт. Как говорил Райт, некоторые пути необходимо пройти.
– Там довольно далеко, – предупредил я. – Думаю, на дорогу до порта уйдёт весь день. И по пути придётся украсть телегу, чтобы спрятать тебя и пробраться в дом лорда обмена. Там сидит большая толпа дураков, которые устроили бдение ради выздоровления капитана. Будет лучше, если они не увидят…
Я ошеломлённо замолчал, увидев, как она взялась за край мешка и осторожно подняла его. Ветерок разметал её волосы, на миг закрыв лицо, а потом оно полностью открылось.
Я мог бы несколько страниц потратить на поэтические рассуждения о женщине, представшей перед моим взором, но довольно будет сказать, что она была настолько прекрасной, что это уже представляло собой опасность. Такая красота заставляет мужчин и, рискну предположить, многих женщин видеть в человеке то, чем хочется обладать, драгоценный предмет, которым надо лишь владеть и никогда не делиться. С одного взгляда я убедился, насколько мудро с её стороны было все эти годы носить мешок. В отличие от Райта и цепаря на её лице не было узора из родимых пятен, а только одна маленькая красная отметина между бровей, напоминавшая рубин тем, как она выделялась на гладкой бледной коже.