– Через несколько дней я уйду отсюда, ибо мне открылось, что нужно распространить знание, которым я с вами поделилась. В каждом уголке этого королевства, и во всех пределах за его границами все души должны узнать эту правду, ибо, друзья мои, Второй Бич с каждым днём всё ближе. Мы всё глубже погружаемся в обман и заблуждения, и оттого воспрянут Малициты. Мы должны подготовиться. Мы должны вооружиться щитом благодати Серафилей и мечом примера мучеников.
Она снова подняла руки, вскинула голову и бросила последний вопрос:
– ВООРУЖИТЕСЬ ЛИ ВЫ? ВОЗЬМЁТЕ ЛИ ЩИТ И МЕЧ?
Коллективные решения толпы – удивительная вещь, поскольку они принимаются очень быстро и совершенно без обсуждений. И уже после совсем небольшого промежутка времени хаотичные выкрики превратились в то, что позднее станет кличем мученицы Эвадины:
– ЩИТ И МЕЧ! ЩИТ И МЕЧ! ЩИТ И МЕЧ!
Глядя, как они скандируют, как раскраснелись их лица от страсти, с какой ритмичной точностью они выкрикивают эти слова, я впервые задумался, что для Короны и Ковенанта эта женщина страшнее, чем они для неё. Эта мысль могла бы снова разбудить мои инстинкты учёного, если бы не толпа. Распалённые набожностью и несравненным красноречием, они разительно отличались от искателей убежища в Каллинторе, которые увлечённо сидели и слушали мудрость Сильды. Эти больше походили на лающую толпу, которая мучила меня у позорного столба: обычные люди, жестоко обращавшиеся с беспомощным юношей только потому, что им дали на то разрешение. Какое разрешение Эвадина выдала этим людям? Какие страсти она выпестовала в других, начав свой путь мученицы по королевству? Сильно избитый просящий был только началом, и я не хотел принимать участия в том, что будет дальше.
ГЛАВА СОРОК ПЯТАЯ
За два дня после этого я попрощался со своими вскоре-уже-бывшими друзьями, хотя они о том и не подозревали. На следующую ночь после проповеди Эвадины я стоял на посту с Брюером, и мы несколько часов отгоняли верующих обожателей. Они по-прежнему во множестве располагались за рвом, но самые пылкие и находчивые не соглашались находиться вдалеке от своей возлюбленной мученицы.
– Но у меня сообщение огромной важности для мученицы Эвадины! – протестующе пищал один из них, когда Брюер вытащил его из канавы. Этот маленький мужичок, наверное, часами полз по залежам дерьма в попытке добиться личной аудиенции.
– Она скорее приговорит тебя к Бичу за то, что ты провонял здесь всё, – сказал Брюер, скривившись от отвращения, и потащил мужичка ко рву.
– Она никогда так не поступит! – настаивал её крошечный поклонник. Он хватался за запястья Брюера, прованивая его рукавицы. – У неё слишком доброе сердце. Прошу тебя, бравый солдат! Она должна услышать моё предупреждение!
Брюер посмотрел на меня, изогнув бровь и, получив в ответ пожатие плечами, поставил коротышку на краю рва.
– Ладно, – сказал он. – Какое именно предупреждение?
Нарушитель оглянулся, наморщив перепачканный навозом лоб, а потом шёпотом ответил:
– Надо быть осторожным, чтобы они не услышали.
Брюер поджал губы, наклонился вперёд и проговорил таким же шёпотом:
– И кто же эти «они»?
– Малициты, конечно. – Он снова заозирался и перешёл с шёпота на шипение: – Они думают, что я их не вижу, но я-то вижу. Они поразили каждый уголок этого порта и живут здесь долгие годы. И теперь, когда здесь мученица Эвадина, я боюсь того, что они натворят.
Брюер мрачно кивнул.
– Но видеть их можешь только ты?
– Я вижу их настоящие лица, которые они прячут за украденными масками из плоти. – Он посмотрел на верхние окна дома. – Один из них лорд обмена.
– Да ну? – Брови Брюера взмыли, демонстрируя, как он потрясён. – А кто ещё?
– Мастер Экалд, пекарь с улицы Кроссмарк. И его жена, а ещё их отродье, мелкий жирный говнюк. Так же скупщик с десятого причала, и вороватый писарь из переулка Миддлрич…
– Ну и списочек, – сказал, выпрямляясь, Брюер, и развернул мужичонку. – Иди-ка ты домой и запиши его.
– Я не умею писать…
Его слова сменились жалобными криками, когда сапог Брюера соединился с его задницей, отправив его в ров.
– Тогда сдрисни и учись!
Коротышка некоторое время барахтался во рву, выбулькивая потоки обвинений, включавших, наверное, всех лавочников и важных людей, которых он только встречал. Замолчал он наконец, когда кто-то из верующих за рвом устал от этих криков и начал бросать в него мусор. Выбравшись из рва, он огорчённо зыркнул на Брюера, несомненно добавив его в список замаскированных плотью злодеев, а потом зашагал во мрак.