– Она права, – сказал я наконец. – Когда рота выйдет отсюда, на дороге будет много плохих мужиков. Держи свой нож острым и под рукой, ага?
Она пожала плечами.
– Как всегда. А что с буквами?
Я отвернулся и пошёл вверх по лестнице, чтобы не показывать ложь в своих глазах.
– Завтра, – грубо сказал я, чтобы скрыть, как мне вдруг перехватило горло. – Найди меня после утренней муштры.
Постучав и получив разрешение войти, я увидел, что у Эвадины посетитель. Лорд обмена, обращаясь к ней, опускал голову как можно ниже, а руки сцепил на поясе. Моя оценка его ума подтвердилась белизной его пальцев и жёстким контролем голоса, который звучал вежливо и формально, но не скатывался в угодливость. Предоставляя кров Воскресшей мученице, которая недавно с его собственного балкона провозглашала ересь, и, возможно, государственную измену, он попадал не просто в неловкое положение. И этот человек прекрасно это знал. А ещё он знал, что просить её уйти не менее рискованно, поскольку её окружали верные солдаты и по-прежнему растущая паства.
Он замолчал, когда я вошёл, бросил на меня взгляд, но, не увидев никого важного, тут же принял прежнюю удручённую позу.
– Думаю, миледи, это сильно поможет успокоить настроения в городе, – сказал он. – Вновь подтвердит вашу приверженность основам учения Ковенанта.
– Возможно, милорд, – сказала Эвадина. Она сидела у окна в походной одежде, как на марше. Её меч стоял у камина, в пределах досягаемости. Я подумал, насколько существенно то, что она не поправила аристократа, назвавшего её «миледи», а не «капитан». – Однако, – быстро продолжила она, – обычно предполагается, что просьба стоять у алтаря во время прошения, да ещё в день мученика, исходит от главного священника святилища.
– В настоящее время восходящий не отваживается выходить. – Опрятный на вид лорд обмена поёжился, стараясь скрыть то, как ему неловко. – А с учётом того, что произошло с одним из его просящих во время вашей проповеди, его осторожность понятна. Кроме того, мне пришлось выставить стражу вокруг святилища. В последнее время имели место… случаи вандализма. Если бы вы поприсутствовали сегодня на прошении, то многие восприняли бы это как ваше благословение Ковенанту этого порта. Будем надеяться, они поймут, что лучше свою досаду вымещать где-нибудь в другом месте.
– Если под досадой вы имеете в виду праведный гнев и обновлённую веру, то я принимаю вашу точку зрения. – Эвадина поднялась на ноги и наклонила голову. – Пожалуйста, сообщите восходящему, что я рада буду присутствовать. А ещё мне следует поблагодарить вас за гостеприимство. Моя рота завтра утром соберётся и отбудет, и вряд ли по такому случаю потребуются какие-либо формальности.
На меня произвело впечатление то, как лорд обмена, кланяясь, умудрился ни голосом, ни позой не показать всю необъятность своего облегчения:
– Это было удовольствием и высокой честью, миледи. – Он попятился к двери и умудрился уйти без суеты.
– Я тут раздумывала, не опустошить ли его закрома перед уходом, – сказала Эвадина, когда я закрыл дверь. – Средства, украденные у этих людей, в наших руках получат лучшее применение, как думаешь?
– Я думаю, королевской дружбы не добиться, если вы начнёте с кражи его налогов. – Я замолчал, тоже поклонившись. – Капитан.
Она изогнула бровь от смелости моего заявления, но её губы дрогнули в улыбке.
– Почему меня должна заботить дружба короля? – спросила она.
– Потому что, нравится это вам или нет, чтобы склонить это королевство к вашей цели, вам потребуется одобрение Короны. Или… – я взглянул на дверь и понизил голос: – …другая голова для неё.
Мы смотрели друг другу в глаза, и я знал, как мало сейчас значит разница в наших статусах. И в этой комнате, и где бы мы не оказались в будущем наедине, мы будем чувствовать себя настолько равными, насколько это возможно. Такое осознание могло бы заставить меня бросить свой план, но вместо этого я благодаря ему лишь укрепил свою решимость.
«Если останусь с тобой, то очень скоро умру».
– Я вижу, как твой совет может направить наш курс, – сказала она, сжав губы в плотную линию. – Советам я рада, Элвин. Надеюсь, ты это знаешь.
– Знаю. На самом деле… – я сунул руку за пазуху и достал толстую пачку пергамента, связанную чёрной лентой, – …я пришёл с другими советами, хотя и не моими.
Взгляд Эвадины потеплел, когда она приняла у меня пачку и пробормотала вслух – с заметным артистизмом, надо сказать – написанные на первой странице слова: