Дорогой читатель, если ты готов поверить хотя бы слову из этого, то у меня есть для тебя на продажу шестиногий осёл. Декин Скарл, которого знал я, несомненно, был силён, ростом в шесть футов и два дюйма, с мышцами под стать росту, хотя в последние годы уже начал расти живот. И доброту он, бывало, проявлял, но такое случалось редко, поскольку объединить разбойников Шейвинского леса одной добротой не получится.
На самом деле в отношении того стойкого солдата я слышал от Декина только приказ, который он проворчал: «Убить тупого уёбка, и приступим». Он даже не взглянул на кончину бедолаги, которого дюжиной стрел отправили в объятья мучеников. Я смотрел, как король разбойников тяжёлым шагом вышел из тёмного леса с секирой в руке – это жуткое оружие с почерневшим помятым двойным лезвием редко бывало далеко от него. Он помедлил, разглядывая дело моих рук. Проницательные глаза под тяжёлыми бровями ярко блестели, глядя то на труп солдата, то на лошадь, которую мне удалось поймать. За такой приз, как лошадь, стоит побороться, поскольку за них дают хорошую цену, особенно в военное время. И даже если не получится продать, мясу в лагере всегда рады.
Удовлетворённо поворчав, Декин быстро перевёл взгляд на единственного выжившего в засаде – такой исход был вовсе не случайным.
– Если хоть одна стрела пролетит ближе ярда от гонца, – прорычал он нам тем утром, – я сдеру кожу с пустившей её руки, от пальцев до запястья. – И он не грозился попусту, поскольку все мы раньше видели, как он исполняет обещания.
Королевский гонец оказался тонколицым мужчиной в отлично пошитой куртке, штанах и в длинной накидке, окрашенной в королевские цвета. Он сидел на сером жеребце и всем своим видом выражал оскорблённое презрение, даже когда Декин подошёл и схватил его лошадь под уздцы. Впрочем, при всём своём строгом достоинстве и явном возмущении, ему хватило мудрости не опускать копьё, которое он держал, и королевский вымпел по-прежнему высоко развевался над картиной недавней резни.
– Любое насилие или препятствование по отношению к гонцу на службе Короны считается государственной изменой, – провозгласил тонколицый. Похвально, что его голос почти не дрожал. Он моргнул и решил, наконец, одарить Декина всей силой своего властного взгляда. – Вы должны знать это, кем бы вы ни были.
– И впрямь, сударь, мне это известно, – ответил Декин, наклонив голову. – Думаю, и вы отлично знаете, кто я, не так ли?
Гонец опять моргнул и снова отвёл глаза, не соизволив ответить. Я видел, как Декин убивал и за менее явные оскорбления, но сейчас он лишь рассмеялся, а потом поднял свободную руку и громко, нетерпеливо щёлкнул пальцами.
Лицо гонца вытянулось ещё сильнее, кожа покраснела от гнева и унижения. Я видел, как раздуваются его ноздри и дёргаются губы – несомненно, в попытке прикусить их и сдержать неосторожные слова. И, раз уж его не пришлось просить дважды, чтобы он потянулся за кожаным тубусом для свитка на поясе, очевидно, он точно знал имя стоявшего перед ним человека.
– Лорайн! – рявкнул Декин, взяв свиток из неуверенной руки гонца, и протянул гибкой женщине с медными волосами, которая тут же подошла и забрала его.
Барды расскажут, будто бы Лорайн д’Амбрилль была прославленной красавицей, дочерью лордишки из далёких земель, которая сбежала из замка своего отца, чтобы не выходить замуж по расчёту за аристократа с плохой репутацией и дурными привычками. Пройдя множество дорог и приключений, она добралась до тёмных лесов Шейвинской Марки, где ей несказанно повезло, поскольку от стаи голодных волков её спас не кто иной, как добрый грабитель Декин Скарл собственной персоной. И вскоре между ними вспыхнула любовь – любовь, которая, к моему раздражению, эхом прогремела через годы, обрастая в процессе всё более нелепыми легендами.
Насколько мне удалось разузнать, в жилах Лорайн текло не больше благородной крови, чем в моих, хотя происхождение её сравнительно хорошего произношения и несомненного образования до сих пор остаются в некотором роде тайной. Мне не удалось разгадать её, несмотря на продолжительное время, которое я посвятил размышлениям о ней. Впрочем, как и бывает со всеми легендами, стержень правды в них сохранился: она была красоткой. Нежная прелесть её лица не увяла даже спустя годы лесной жизни, и ей каким-то образом удавалось оберегать свои блестящие медные волосы от жира и колючек. Как человек, страдающий от безграничной юношеской похоти, я невольно таращился на неё при каждом удобном случае.